"С тех пор как Вечный Судия..." - синтаксис первой строчки, наличие в ней указательного местоимения делает его уже при первом восприятии неким продолжением, а если обратить внимание на название стихотворения - частью диалога двух поэтов, почти современников и всё же живших в "совершенно разные эпохи".
Компаративный анализ в данном случае будет весьма продуктивен для "истолкования". "Мрачная пустыня", по которой "влачится" томимый "духовной жаждою" герой пушкинского стихотворения, превращается для лермонтовского пророка в единственно возможное жизненное пространство.
"Глагол", предназначенный для того, чтобы "жечь" сердца людей, превращается в "любви и правды чистые ученья". Ощущение в себе всей Вселенной ("и внял я неба содроганье, и горний ангелов полёт, и гад морских подводный ход, и дольней розы прозябанье...") сменяется гармонией с ней только вдали от людской толпы. "Всеведенье пророка" оборачивается уверенностью в порочности и злобе человека. "Глас Бога", взывающий к лирическому герою Пушкина, подвергается людскому сомнению: "Глупец, хотел уверить нас, что Бог гласит его устами".
Отношения "Бог - пророк" сменяются у Лермонтова оппозицией "пророк - люди".
Необходимо обратить внимание на стилистику стихотворения. От высокого (книжного) стиля, наполненного церковнославянизмами, в лермонтовском "Пророке", конечно, остаётся несколько слов: "Вечный Судия", "завет Предвечного"... Однако употребление подобных слов подчас весьма показательно и своеобразно: в "очах" людей читаются порок и злоба (стилистический контраст тесно связан со смысловым), "каменьями" бросают в пророка "ближние"; "старцы" не верят в божественное предназначение героя стихотворения и самолюбиво поучают детей презирать его.
Романтические мотивы тесно переплетаются в этом стихотворении с библейскими: традиционная противопоставленность романтического героя и толпы перерастает в философское осмысление темы пророка, его обречённости на непонимание, его "вневременности".
У Лермонтова финальный императив - суждение толпы.
Лермонтовское стихотворение имеет оригинальное композиционное членение: оно начинается с прошедшего времени. Первая, вторая и половина третьей строфы - отношения между пророком и людьми установлены, и время не способно ничего в них изменить. Об этом свидетельствуют две следующие строфы, а также финальный призыв "старцев" к детям - обращение к будущему.
Нельзя не обратить внимания на образ природы, влекущий за собой разговор о лермонтовских романтических пейзажах ранней лирики, и картины умиротворяющей природы, связанной в поэтическом мире Лермонтова с важнейшими понятиями "покоя" и "свободы".