Стихотворение «Рельсы» написано в 1923 году, во время эмиграции, которая обернулась для Цветаевой бедой, несчастьем, нищетой, бесконечными мытарствами. Рельсы, уходящие вдаль и символизирующие «даль, уходящую, как боль», - сквозной образ, возникающий в стихотворении. Он становится как бы частью души лирического героя.

Ключевые слова первой строфы – «железнодорожные полотна», «простыня», «режущий» - повторятся и в последующих строфах.

Железнодорожное полотно ассоциируется с полотном простынным. Глагольная форма «нежась» усиливает эту ассоциацию. Рельсы – постель, но не брачное ложе, а то, что связано с гибельными последствиями: трагической изменой, роковой любовью. Синий цвет испокон веков считался зловещим. А здесь ещё и «режущая синь», значит, жестокая, губительная. Нагромождение дисгармоничных звуков [ж- р-н] усиливает трагическое ощущение гибельных страстей.

Вторая строфа начинается с цитаты из пушкинских «Бесов». Только у Пушкина: «Куда их гонят?» А у Цветаевой –

...куда их Гонит!

Безличное восклицательное предложение делает интонацию напряжённой, увеличивая ёмкость образа рельсов, в которых есть что-то бесовское. Кажется, что рельсы движутся. «Миновало» - опять безличное предложение, после него тире – излюбленный цветаевский приём.

Строфа насыщена глагольными формами, семантически близкими, но различающими оттенки значений слова: «уезжают-покидают», «остывают-отстают» (нанизывание синонимов часто встречается в стихах Цветаевой). Рельсы уходят вдаль, значит, кто-то уезжает, а кто-то остаётся покинутым, а для кого-то рельсы становятся местом погибели («остывают-отстают»).

Следующая строфа состоит из незаконченных фраз. Чувство боли преобладает над другими чувствами. Дважды повторяется эпитет «высящаяся». Боль сравнивается с «нотой высящейся», женою Лота, которая была олицетворением верности, преданности, любви.

В четвёртой строфе опять неожиданное сравнение: «отчаяньем, как свахой...» (абстрактное понятие и человек). Тот же мотив интимности: «простыни разостланы» и крик в сладостной истоме: «Твоя!». Железнодорожное полотно должно стать для кого-то местом успокоения, потому что постель постлана «отчаяньем». Неслучайно упоминается древнегреческая поэтесса Сафо, которая писала о любви и погибла от неразделённого чувства. И вновь неожиданное сравнение:

...Сафо Плачет, как последняя швея.

Оно рождено сложностью лирического переживания.

Следующая строфа построена из безглагольных конструкций, что позволяет поэту достичь особой экспрессии в передаче чувств лирического героя. Два слова, на которых сосредоточено внимание: «плач» и «гудок». Если первое обозначает жалобные нечленораздельные звуки, выражающие сильную взволнованность, боль, горе, то второе – механический звук со зловещим скрежетом:

Ножницами режущий гудок.

Приём контраста использован Цветаевой не только на содержательном, но и на фонетическом уровне. Звуки [пл-о-л-а-и] повторяются в словах, передающих плач, стон, вопль, страдание человека. Но их никто не слышит, поэтому и сравнивается «плач безропотности» с «плачем болотной цапли».

С названными звуками диссонируют [г-ж-д-р-жн-ц-щ-д]. Слово «гудок» рифмуется с весьма выразительным «глубок». Глубок, значит, достигший полноты своего проявления, высшего предела. Неизбежная пауза в конце второй строки усиливает значительность эпитета «глубок».

В последней строфе появляется цветовой эпитет «красное...пятно». Произошло ужасное: пролилась кровь. В стихотворении А.Блока «На железной дороге» происходит подобная драма. Дважды повторяется эпитет «напрасный»: «напрасною зарёю», «напрасное пятно». Рифмуются ключевые слова строфы: «зарёю» - «порою», «пятно» - «полотно». «Режущая синь» железнодорожного полотна стала «красным, напрасным пятном». Напрасный – значит ненужный. И снова односоставное предложение без подлежащего:

Растекись напрасною зарёю, Красное, напрасное пятно!

Повелительная форма глагола и риторическое обращение усиливают экспрессивность строк.

Перед последним предложением многоточие. Как и любой знак препинания у Цветаевой, оно неслучайно. После восклицательного предложения следует горькое молчание, свидетельствующее о переполненности чувствами лирического героя после страшной трагедии, о невозможности что-то ещё сказать. В последнем предложении метафора кратка и исчерпывающа. Нечто интимное звучит в словах: «молодые женщины», «льстятся», «полотно». Значит, задето самое важное, самые сокровенные чувства. О них и написано стихотворение Марины Цветаевой, которое, как и любое её произведение, автобиографично, «кровно» связано с её жизнью.

Вспоминают, как плывя в Елабугу, стоя у борта теплохода, Марина сказала: «Вот так – один шаг, и всё кончено!» Она была готова к смерти, примеряла её на себя. К 31 августа 1941 года создалась ситуация, когда стало невозможно понять других, а собственные чувства и инстинкты не поддавались осмыслению Сильнейшее чувство неуверенности, желание порвать узы, которые мешают, изменить свою жизнь, выйти из тупиковой ситуации – вот что заставило поэтессу накинуть петлю на шею. Выход из тупика мог быть только один – уход из жизни.