Писателя должно лихорадить

от волнения и восторга.

Р. Брэдбери

 

Глубина и нежность молдавской ночи, темнота леса, где жарким огнем вспыхнуло сердце Данко, жуткие ак­корды разбушевавшейся стихии, где «гордо реет Буре­вестник, черной молнии подобный». Романтические образы М. Горького вырастают из этого союза красок и звуков, они чаруют, заставляя быть там, где происходит действие, и тем, кем хочет видеть меня мое сердце. «Рожденный ползать — летать не может!» — но не хо­чется в отчаянии складывать крылья, слушая эти слова, ведь человек рожден крылатым, как Буревестник и Со­кол, смелым, как Данко, ведь «Человек — это великолеп­но, это... звучит гордо!». Как просто, но исторически справедливо, актуально прозвучало: «В жизни, знаешь ли ты, всегда есть место подвигам» — все герои горьковского романтизма определяются этой мыслью; одни ее принимают, другим она не по душе. Но, быть может, Горький лишь мечтает о высоких деяниях человека, не задумываясь о том, свершатся ли они; бравируя краси­выми метафорами и высокими словами? Нет! — и это слово сказала история: ведь и блестящие по силе голоса любви к Отечеству плеяды российских эмигрантов, и «комиссары в пыльных шлемах» — это стремление че­ловека вновь обрести крылья в романтическом полете. И даже тот солдат, что из взятого Берлина был этапи­рован на Колыму, — тоже воспарит над миром зла. Со­зданной строкой. Ненавистью к жандармам. Умением быть человеком, когда легче перестать им быть.

Человек достоин полета! Эта мысль насквозь прони­зывает строки, созданные Горьким-романтиком. Мечта

у Горького одна — звать на подвиг! И это не фантазия, отвлекающая, как бы сказал Писарев или подобный ему, от классовой борьбы. Это — реальность образа. Ведь Данко вполне реален. Он погиб, чтобы жить. Жить в благородных душах людей, в песнях и легендах. Ведь «вырвать из груди своей сердце, чтобы осветить людям дорогу из душного болота современности» может каж­дый, совершивший восхождение на вершину своей души. Высокое предначертание человека — творить под­виги! И даже сила характера гордого сына орла мерк­нет в сравнении с костром всеозаряющего сердца Дан­ко. Подвиг есть следствие огромной любви к людям. И несмотря на то, что находится «осторожный человек», потушивший горячее сердце, искры его пылают, они не померкли.

Антиподы подвижников отчетливее оттесняют и за­остряют проблемы добра и зла, трусости и героизма, подвига и безрассудства. Идущая связующей нитью че­рез все горьковские произведения антитеза обретает значимость в противопоставлении Данко — Ларра: хо­лодные глаза, готовность унизить и убить, неуемная гор­дость, желание власти — вот что движет Ларрой, а если однажды он в порыве отчаяния и выхватит сердце из груди, оно отпугнет людей ледяным холодом. Аналогич­но, на антитезах, строит Горький свою концепцию че­ловека в «Песне о Соколе» и «Песне о Буревестнике». Гордый, рвущийся в небо Сокол — и обывательски спо­койно размышляющий о ненужности этого Уж. Мечу­щийся в грозе Буревестник — и прячущийся в утесах «глу­пый Пингвин».

Вспомнив о союзе искусств, я, читая «Буревестник», услышала в нем Пятую симфонию Бетховена. Ничто не страшно гордой птице: ни вьющиеся «стрелы молний», ни гроза, извергающая шторм из своих пучин. Песни Горького — это не просто сюжетные или лирические за­рисовки: они зовут вперед, они показывают человеку, что лишь в движении, стремлении, преодолении гроз — жизнь. Все остальное — медленное умирание. Движени­ем этим должна быть революция, но нельзя односторон­не понимать «богостроителя», «богоискателя», а потом и иммигранта Горького! Революция должна произойти в сердцах, и целью ее может быть только добро. «Безум­ству храбрых поем мы песню!» — такими дерзновенны­ми безумцами были и Данко, и Сокол, и Буревестник, и Девушка, великой любовью своей победившая Смерть. «Пускай ты умер! Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!» Такова концепция человека у Горького.

Человек творит подвиг, подвиг творит человека — именно это следует из произведений горьковского ро­мантизма. «Они уходили все дальше от нас, а ночь и фантазия одевали их все прекраснее» — это о девушках из «Старухи Изергиль». «Что сделаю я для людей?!» — сильнее грома крикнул Данко.

Поистине чарующие языковые обороты, заставляю­щие воспринимать образы как фантастические: фанта­стически гордые и прекрасные — или же резко отрица­тельные. И сюда вторгается главный прием горьковс­кого романтизма — антитеза. Сокол — Уж, Данко — Ларра, Буревестник — буря, Девушка — смерть. Но и пейза­жи, гиперболические изобретения — не бесплодные фантазии автора, они заставляют идти на подвиг, идти с еще большей решимостью. И это идея горьковского человека подчеркивается афористичностью. Обилие метафор, сравнений, волнующие пейзажи, гиперболи­зирование — все это служит не только созданию концеп­ции человека, но и формированию идейного смысла. И то, и другое соединяется в точке «подвиг»: это подвиг писателя как действие, это подвиг как тема, как концеп­ция создаваемого им героя. Через интенсивную красо­ту романтических образов писатель ведет человека к духовному преобразованию.

Творящий подвиг должен знать, что такое красота, иначе подвиг окажется безрассудством. Произведения

Горького зажигают наши сердца великой любовью к людям, и были герои, прошедшие военную непогодь с книжечкой Горького в кармане гимнастерки. Человеку нужно прекрасное — иначе поймет ли он свое предназ­начение? Человеку нужен подвиг — иначе поймет ли он, что сердце должно пылать? Человеку нужен Сокол — иначе он, подобно Ужу, будет возлежать, распластав­шись на тюремных нарах своей судьбы...