Можно сказать, что роман Гончарова «Обломов» построен на обобщенных и преувеличенных образах. Это просматрива­ется и в описании основных персонажей, и в содержащихся в произведении картинах жизни. В частности, автор представляет нам мифологическую, идеализированную модель мира. Она появляется в знаменитом сне Обломова и включает в себя черты не только русского народного быта, но и библейские, и даже античные символы. И хотя сам Гончаров выступает про­тив своего сравнения с Обломовым, судя по тексту, мы можем сказать, что этот мир манит не только его героя, но и его самого. Попробуем рассмотреть поближе, что это за «блаженное» место и чем оно интересно для нас.

Сон Обломова встречается в первой части романа, которую можно было бы даже выделить как отдельное произведение. Сам автор относится к ней негативно, считая ее по сравнению с тремя последующими частями романа неудавшейся. Однако она очень важна хотя бы потому, что без нее невозможна была бы связь между произведениями, входящими в трилогию Гон­чарова: между «Обыкновенной историей», «Обломовым» и «Обрывом». Причем важно то, что связь эта в «Обломове» идет именно через модель идеальной жизни, Обломовку. Название это, как и фамилия Обломов, может иметь множество интер­претаций. Для нас интересно сходство этого названия со словом «обломок». Тут же возникают ассоциации: обособленный уми­ротворенный мирок Обломовки — «обломок патриархального Эдема». Тогда вспомним имена основных персонажей других романов трилогии, с этой точки зрения они совсем не случай­ны. Адуев в «Обыкновенной истории» и Райский в «Обрыве» — и вот уже нить между этими тремя произведениями. «Ад», «Эдем» и «Рай» — части одной истории.

Теперь какой видит автор в идеале русскую жизнь, при­роду.

В этом маленьком «патриархальном Эдеме», как и в ис­тинном, все создано для блага человека, даже природа здесь блаженна: «Небо там... как родительская надежная кровля», будто бы божий дом над «раем» земным, и сам Бог защищает их от всех невзгод. «Солнце там светит ярко и жарко около полугода и потом удаляется оттуда не вдруг, а словно нехо­тя...», словно не хочет покинуть единственный оставшийся на земле «божественный» уголок. «Все сулит там спокойную, дол­говременную жизнь до седых волос и неземную, сну подобную смерть». Я думаю, что, не согреши Адам и Ева и останься в раю, и эти слова как нельзя лучше подошли бы, чтобы описать их жизненный путь.

Теперь, перейдя от «благословенной» природы к быту Об­ломовки, надо сказать, что автор настолько «сглаживает ост­рые углы» русских патриархальных отношений, что жизнь обломовцев кажется нам просто сказкой. Все там что-то дела­ют, но в то же время и не делают, и сама собой напрашивается мысль о сказочной «скатерти-самобранке», беспрестанно при­сутствующей на столе барского дома, и о колосьях, которые сказочным образом «сами собой» прорастают на крестьянских полях. Вот как описывает Гончаров крестьянский быт: «Счаст­ливые люди жили, думая, что иначе и не должно и не может быть... У них, как и у всех людей, были и заботы, и слабости... но все это обходилось им дешево, без волнений крови». Вот вам и пример счастливой «райской» жизни, где все люди живут в мире и согласии благодаря «сказочной» помощи свыше. А жизнь в барском доме: «Их главной заботой была кухня и обед...», можно добавить еще сон. Да и засыпали-то они где попало, словно Адам и Ева в раю или персонажи сказки о спящей красавице.

Мотив сказочной Обломовки можно найти не только в не­явной, почти скрытой форме, но и в ярко выраженной истории, рассказанной Обломову его няней. Она воссоздавала целый удивительный мир, лишенный невзгод, мечту о котором Илья Ильич проносит сквозь всю жизнь. «Она нашептывала ему о какой-то неведомой стороне, где нет ни ночей, ни холода, где никто ничего круглый год не делает...», а «потом женится на какой-нибудь неслыханной красавице, Милитрисе Кирбитьевне». О «кисельных берегах» этого сказочного государства он грезит, уже будучи в Петербурге. А образ Милитрисы Кирби-тьевны навсегда останется идеалом жены для Обломова. Сказ­ки эти слушали поколение за поколением, так что они власт­вовали не только над Ильей Ильичом Обломовым, но и над всеми остальными в Обломовке. И примером такого взаимо­действия сказки и реальной жизни обломовцев может служить хотя бы описание избушки одного из крестьян, в которую не всякий сможет войти «и разве только что проситель упросит ее стать к нему передом, а к лесу задом».

Рассказы няни создают «воображаемую Илиаду русской жизни», которую она «с простотой и добродушием Гомера» пересказывала Обломову. Да и действительно, в Обломовке, как и во времена античности, неравноправие людей восприни­малось как что-то само собой разумеющееся. Рассказывала ему няня и о золотом руне на Руси — Жар-птице. И тут же мотив этот переносится в «античную» Обломовку. Мужики там ездят в ближайший город продавать свои товары, точно в сказочную Колхиду.

Мифы Обломовки многогранны, да и сам Илья Ильич Об­ломов — точно Илья Муромец в мире сказочной Обломовки.

В заключение хотелось бы сказать, что хотя с идеями Гон­чарова я не во всем согласна, однако его произведение дает нам много новых и интересных тем для размышления, а по­пытка отразить идеи на бумаге вообще сама по себе смела и интересна.