В повести «Суходол» Бунин рисует картину обни­щания и вырождения дворянского рода Хрущевых. Когда-то богатые, знатные и могущественные, они пе­реживают период упадка. Это своеобразные «унесен­ные ветром» — люди, которые не смогли приспособить­ся к изменившимся условиям жизни, которые всецело принадлежат прошлому: «Легко сказать — начинать жить по-новому! По-новому жить предстояло и госпо­дам, а они и по-старому-то не умели». Смерть дедушки Петра Кирилловича, война, пожары, слухи о надвигаю­щейся реформе, об отмене крепостного права — все это положило начало разорению усадьбы и сказалось на душевном состоянии ее обитателей: «...быстро измени­ло лица и души господ, лишило их молодости, безза­ботности, прежней вспыльчивости и отходчивости, а дало злобу, скуку, тяжелую придирчивость друг к другу...»

Томительно, серо и однообразно текут дни мелко­поместных дворян. Между тем жизнь настоятельно требует от них решительных действий — нужно спа сать имение, обремененное долгами. Бунин с горечью рассказывает о жалких попытках братьев Хрущевых восстановить былое благосостояние семьи. Но ни Петр Петрович, ни Аркадий Петрович не обладают необхо­димой деловой хваткой, смекалкой, энергией и прак­тическим умом. Их предприятие (афера с лошадьми) терпит сокрушительный крах и приносит только убытки.

Не в состоянии они оказываются и толково вести хозяйство: «А в хозяйстве братья только мешали друг другу. Один был нелепо жаден, строг и подозрителен, другой — нелепо щедр, добр и доверчив». Естественно, что раздор между ними рос, и неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не погиб внезапно и нелепо (как все умирали в Суходоле) Петр Петрович. Усадьба осталась в руках беззаботного и легкомысленного Аркадия Пет­ровича. Естественно, что ее уделом стало окончатель­ное обнищание и разорение.

Пожалуй, все это не стоило бы внимания писателя, если бы не было характерным для страны в целом. Одичание в Суходоле — типичная картина для России того времени, где насчитывались сотни и тысячи подоб­ных имений. С поразительными наблюдательностью и зоркостью Бунин схватывает черты разоряющихся помещиков: нежизнеспособных, пассивных, живущих воспоминаниями и остатками былой роскоши.

Очень тяжело, в большой нищете доживают свой век последние обитательницы Суходола: барыня Клав­дия Марковна, тетя Тоня и Наталья. Их уделом стали заботы о каждодневном пропитании, ссоры, обсужде­ние снов и вздохи о прошлом. Вот как рисует Бунин картину их жизни: «Долги, тяжки были дождливые осени, снежные зимы в Суходоле. Холодно, голодно было в пустом разрушающемся доме. Заметали его вьюги, насквозь продувал морозный сарматский ветер. А топить — топили очень редко. По вечерам скудно светила из окон, из горницы старой барыни, — единст­венной жилой горницы, — жестяная лампочка».

Естественно, что Суходол ждал жалкий и бесслав­ный удел — полное исчезновение с лица земли. Потомки суходольцев мало знают о своих предках. Более то­го, порою думают: «Да полно, жили ли они?» Время сравняло с землей их могилы. «Знаешь только одно: вот где-то здесь близко. И сидишь, думаешь, силясь представить себе всеми забытых Хрущевых. И то бес­конечно далеким, то таким близким начинает казаться их время».

Отчего же так «жидки на расправу» оказались «потомки степных кочевников»? Ведь род их был древним и знатным, гордился он воеводами, стольни­ками, ближайшими советниками и даже родственни­ками царей. Писатель не дает прямого ответа на этот вопрос, так как сделать это непросто. Он отмечает, что среди потомков западных рыцарей такого быть не могло: «Не мог бы потомок рыцарей сказать, что за полвека почти исчезло с лица земли целое сосло­вие, что столько нас выродилось, сошло с ума, нало­жило руки на себя, спилось, опустилось и просто по­терялось где-то! Не мог бы он признаться, как при­знаюсь я, что не имеем мы даже малейшего точного представления о жизни не только предков наших, но и прадедов, что с каждым днем все труднее ста­новится нам воображать даже то, что было полвека назад!»

Сколько боли и горечи звучит в словах писателя! За родную страну, которая опасно больна, ибо даже один такой Суходол подобен гнойной язве на ее теле; за сво­их соотечественников, которым словно суждено быть «Иванами, родства не помнящими»; за годы медленного вымирания целого сословия, к которому принадлежал и сам Бунин. Но все меняется: там, где когда-то шуме­ли дремучие леса, раскинулись необозримые поля, вы­росли шумные города, которым в будущем тоже суж­дено исчезнуть с лица земли. Так и время мечтателей и романтиков, привыкших к роскоши и праздности, сменяется веком деловых людей, веком стали и машин, веком капитала.

А разоряющиеся помещики, представители уплы­вающей в прошлое России, сметаются новыми хозяева­ми жизни.