... Россия ?.. Да она вся - деревня...

И. Бунин

 

«Мой дед землю пахал», — с гордостью заявлял раз­ночинец Базаров, которого народ вообще-то не жало­вал. Как и многие из горожан, я тоже совсем еще не ото­рвался от села, в котором трудились мои деды, провели молодость родители. Возможно, именно поэтому на меня произвела сильное впечатление «Деревня» Буни­на.

Конечно, из уроков истории я знал о страшной бед­ности и отсталости в русских деревнях, о противоречи­ях между помещиками и крестьянами, бедняками и ку­лаками. Но после прочтения повести словно сам стал очевидцем того, что так ярко и сильно описал, нет, изоб­разил, будто художник, Иван Алексеевич.

Произведение не имеет острого, туго закрученного сюжета, но зато, по выражению Твардовского, облада­ет большой «густотой и плотностью жизненного мате­риала» времен первой русской революции, а образы кре­стьян наделены чертами такой индивидуальности, что забываешь, что это не реальные люди, а плод авторс­кой фантазии.

Какую же деревню рисует писатель? Задача моя слож­на, потому что материал слишком велик, к тому же хо­телось еще упомянуть и о рассказах. Попробую, хотя и чувствую, что в моих рассуждениях будут прорехи.

Итак, деревня предстает перед нами, прежде всего, очень бедной, даже питьевая вода порой настолько пло­ха, что вызывает повальные болезни. Нищета бьет в гла­за не только в повести. Вот идет Анисья Минаева из рас­сказа «Веселый двор». В полуобмороке от истощения бредет за двадцать верст к непутевому сыну и, чтобы преодолеть слабость, жует какие-то травинки. А если бы горох уже поспевал, то наелась бы тайком досыта. Но страшна для общества эта бедность не только сама по себе. Опасна она на фоне богатства малой группы лю­дей: помещиков, кулаков. Среди картины изобильной ярмарки писатель рассуждает о том, что край богатей­ший, чернозем прекрасный на полтора аршина. А пяти лет не проходит без голода. Город славится на всю Рос­сию хлебной торговлей, а досыта этот хлеб едят сто че­ловек во всем городе. На ярмарке видимо-невидимо ка­лек и нищих.

И вот забурлило. Не должны были власть имущие классы доводить крестьян до бунта, о котором еще Пушкин предупреждал, что страшен он в беспощадности разрушения. Но все, видимо, рассчитывали: «После нас хоть потоп!» А этот «потоп» и захватил... И главный ге­рой понимает опасность народного волнения, «не то держись: почует удачу, почует шлею под хвостом — вдре­безги расшибет-с!». Но ведь не может порядок в стране держаться только на силе в интересах богатых слоев! Вот и не удержался...

На заднем фоне повествования мы видим, как пыла­ют помещичьи усадьбы, те «дворянские гнезда», что были так милы писателю. А в центре повести Тихон и Кузьма, два родных брата. Это не только разные люди, но и два разных характерных явления в русской жизни того времени. Тихон Ильич всегда много работал. Бла­годаря упорству, везению и умению зашибать деньгу тор­говлей разбогател. Наживался на всем, не гнушаясь и людскими несчастьями, умел пользоваться бесхозяй­ственностью дворян, торговал вином. Даже купил име­ние в деревушке Дурновка, где был крепостным его дед. Название места говорит само за себя. Недаром Кузьма, определяя, почему им с братом не вылезти из дикости и неуместности жизни, говорит: «Мы — дурновцы!»

Всю жизнь посвятил Тихон Ильич обогащению, дос­тиг его, но к пятидесяти годам стал ощущать пустоту своего существования: детей нет, жене «чужд на ред­кость», не удосужился понять, что она за человек. Не то что в Москве не был, а десять лет мечтал «урвать сво­бодный вечерок», посидеть с самоваром «на траве, в прохладе, в зелени». Но так и не выбрался. «Каторга!» — так определяет теперь он свою жизнь — «клетка золо­тая». А когда заполыхала революция, пошли слухи, что землю отберут, начался бунт, думает он все нажитое про­дать и уехать в город, потому что деревню презирал и ненавидел всей душой. Нужда заставила его помирить­ся с братом, которому передает он в управление Дурновку.

Кузьма представлял из себя тип русского самоучки. Он долго считал, что «кто умен да не учен, в том и без ученья много света», что может быть и «без наук про­свещение». Он о многом говорит правильно, но сам мало что делает. За душой ничего нет, практического дела не имеет, цели нет, зато судит всех строго. Дерев­ню так же, как брат, не любит, заявляя, что нигде не ви­дел скучнее и ленивее типов. Итак, по мысли автора, все наиболее энергичное и умное стремится из этой дикости бежать. «Поживи-ка у деревни, похлебай-ка серых щей, поноси худых лаптей!» — неоднократно го­ворит Тихон в ответ на мысли о несуразности жиз­ни.

Каковы же обычные крестьяне? Бунин стремится показать, что не следует идеализировать мужика, как это часто бывало в русской литературе. Не потому ли в по­вести не изображено ни одного путевого крестьянина, у которого дело в руках спорится, в доме достаток, се­мья хорошая? А как поэтично вспоминал свои мечты ли­рический герой рассказа «Антоновские яблоки», иног­да представляя себе, как заманчиво быть мужиком, как хорошо «косить, молотить, спать на гумне в ометах», иметь «здоровую и красивую жену в праздничном убо­ре», «обед с горячей бараниной на деревянных тарел­ках». В других рассказах писателя мы встречаем героев более приятных, чем в «Деревне». Вот богатырь Захар Воробьев из одноименного рассказа, который мог зап­росто выпить четверть водки и прошагать 40 верст. Све­тел и трогателен батрак Аверкий из «Худой травы». В повести же хотя и изображено много крестьян: Серый, Дениска, Молодая, Родька, Аким, другие, — все они ка­кие-то несуразные, жизнь проживающие кое-как, лишен­ные нормальных человеческих чувств, не испытываю­щие жалости ни к другим, ни к себе даже. Эти люди силь­ны лишь своей толпой, массой. Когда их долготерпению приходит конец, а злоба и ненависть к богатеям, «кро­вососам» выливаются, тогда они могут и убить, поджечь, разграбить. Но выходит хмель, а с ним улетучивается и смелость, таков Митька-шорник. Во время бунта он ли­дер, машет палкой, обличает Тихона. А после опять как ни в чем не бывало появляется у того в лавке, почти­тельно снимает шапку. Однако ходят слухи, что Тихона хотят убить.

Все больше взрывоопасного материала в деревне. А уже идут в нее, нищую, озлобленную, разделенную над­вое непримиримой ненавистью, новые веяния. Возвра­щаются из города сельчане. Вот, например, Дениска ус­пел пообтереться в рабочей среде, даже привез среди книжонок типа «Жена-развратница» революционную брошюру о «пролетариате». Мы чувствуем, что в сем­надцатом году уж он своего не упустит...

В повести бунт кончается ничем, а Тихон Ильич с издевкой думает, что и бояться не следовало. Но мы-то знаем, чем позже дело обернулось. И благодаря повес­ти лучше понимаем истоки послеоктябрьской трагедии России.