Высоко нес я стяг любви...

И. Бунин

 

Известно, что уже после смерти мужа, перебирая его бу­маги, Вера Николаевна Бунина обнаружила листок, вырван­ный из тетради. На нем Иван Бунин написал: «Замечатель­но! Все о прошлом, о прошлом думаешь и чаще всего все об одном и том же прошлом: об утерянном, пропущенном, счас­тливом, неоцененном, о непоправимых поступках своих, глу­пых и даже безумных, об оскорблениях, испытанных по при­чине своих слабостей, своей бесхарактерности, недальновид­ности и неотмщенности за эти оскорбления, о том, что слиш­ком многое прощал, не был злопамятен, да и до сих пор таков. А ведь вот-вот все, все поглотит могила!»

В этой краткой исповеди я вижу ключ к разгадке харак­тера И. Бунина, ключ к его оценке исторических событий, свидетелем которых ему пришлось стать. К революции в Рос­сии он относился однозначно отрицательно. Когда, будучи уже в эмиграции, он узнал о Кронштадтском мятеже из эми­грантских газет, которые раздули из этого события настоя­щую сенсацию: «У большевиков остались лишь Москва и Пе­тербург», — то весьма спокойно на это отреагировал. Он за­писал в дневник:

«<13 мартах>. Все уже совсем уверены: «Начало конца». Я сомневался... Нынче проснулся, чувствуя себя особо трез­вым к Кронштадту. Что пока в самом деле случилось?.. Нынче «Новости» опять — третий номер подряд — яростно рвут «претендентов на власть», монархистов. Делят, сукины дети, «еще не убитого медведя».

«<6/19 апреля...> О Савинкове: читал доклад своей дея­тельности у Чайковского, — грубое хвастовство — «я организовал 88 пунктов восстаний, в известный момент они все разом ударят...» Парижской интеллигенции грозил: «Мы вам покажем, болтунам!» С языка не сходит «мужик» — «все через него и для него», «народ не хочет генералов» <...> Что же этот народ за ним не пошел, — ведь он не генерал? Что значит «организовал»? Ведь тут легко что угодно врать! А насчет «мужика» совсем другое говорил он мне прошлым летом! — «Пора Михрютку в ежовые рукавицы взять!»

По этим двум дневниковым записям можно судить с пол­ной ясностью, как великий писатель относился к больше­вистскому перевороту в России. Но замечательно, что Бунин, однозначно оценивая суть переворота, весьма неоднозначно рассуждает о новой России и о способах ее преобразования. Казалось бы, интеллигента, изгнанного из России, должны устраивать любые меры и средства, направленные против большевиков. Но нет, Бунин мудр. Он критикует бездумные действия Савинкова, чувствуя, что, кроме бессмысленной крови, эта деятельность ничего России не принесет. Так оно! и случилось. Бунин предвидел финал савинковского движения. Писатель желал, чтобы Россия освободилась сама, и верил, что это рано или поздно произойдет. В чем также не ошибся гениальный писатель.

Такой вывод об отношении Бунина к революции в России и вообще о революциях подтверждает его дневниковая за­пись, где он описывает свои впечатления от прочтения 6-го тома сочинений Соловьева: «Сожжение городов, разорение их, «опустошение до тла» — вечные слова русской истории! - и пожары, пожары...»

И тем не менее, не приняв революцию, Бунин все же душой болел за Россию до конца дней своих. Известно, что во время Великой Отечественной войны писатель в мыслях своих был с русским народом, сражающимся с фашизмом. Для Бунина всегда существовала эта самоценность русского народа, которая не подлежала в его сознании никакой пере­оценке. Он предвидел освобождение своей горячо любимой родины. В его дневниках и письмах к близким людям эта любовь появилась прежде, чем в его произведениях. И траге­дию революции 1917 года он сначала осмыслил в своих лич­ных записях, а уж потом это вылилось в его гениальное ху­дожественное произведение «Окаянные дни».