Тип пустослова (Иудушки Головлева) — художественное открытие М. Е. Салтыкова-Щедрина. До этого в русской ли­тературе, у Гоголя, Достоевского, встречались образы, отда­ленно напоминающие Иудушку, но это лишь легкие намеки. Ни до, ни после Салтыкова-Щедрина никто не сумел изобра­зить образ пустозвона с такой силой и обличительной ясно­стью. Иудушка Головлев — тип единственный в своем роде, гениальная находка автора.

Салтыков-Щедрин, создавая свой роман, ставил перед собой задачу: показать механизм разрушения семьи. Душой этого процесса был, без всякого сомнения, Порфишка-кровопивец. Само собой разумеется, что особое внимание ав­тор уделял разработке именно этого образа, интересного по­мимо всего прочего и тем, что он постоянно меняется, вплоть до последних страниц, и читатель никогда не может быть уве­ренным в том, каким конкретно окажется данный образ в сле­дующей главе. Портрет Иудушки мы наблюдаем «в динами­ке». Увидев впервые несимпатичного «откровенного ребенка», подлизывающегося к матери, подслушивающего, наушничаю­щего, читатель вряд ли может представить то отвратительное, вызывающее содрогание создание, которое кончает с собой в конце книги. Образ меняется до неузнаваемости. Только имя остается неизменным. Как Порфирий становится Иудушкой с первых страниц романа, так Иудушкой и умирает. В этом име­ни звучит что-то удивительно подленькое, так верно выража­ющее внутреннюю сущность этого персонажа.

Одна из главных черт Иудушки (не считая, разумеется, пустословия) — лицемерие, разительное противоречие между благонамеренными рассуждениями и грязными устремления­ми. Все попытки Порфирия Головлева урвать себе кусок по­крупнее, удержать лишнюю копейку, все его убийства (никак иначе и не назовешь его политику в отношении родных), сло­вом всё, что он делает, — сопровождается молитвами и благо­честивыми речами. Поминая через каждое слово Христа, Иудушка посылает на верную гибель своего сына Петеньку, домогается племянницу Анниньку, отправляет собственного новорожденного младенца в воспитательный дом.

Но не только подобными «богоугодными» речами изво­дит Иудушка домочадцев. У него есть еще две излюбленные темы: семья и хозяйство. На этом, собственно, простор его излияний и ограничивается в силу полного невежества и не­желания видеть что-либо, лежащее за пределами его малень­кого мирка. Однако эти бытовые разговоры, которые не прочь повести и маменька Арина Петровна, в устах Иудушки пре­вращаются в бесконечные нравоучения. Он просто-таки ти­ранит всю семью, доводя всех до полного изнеможения. Ко­нечно, все эти льстивые, приторные речи никого не обманывают. Мать с детства не доверяет Порфишке: слиш­ком уж он переигрывает. Лицемерие, соединенное с невеже­ством, не умеет вводить в заблуждение.

Есть в «Господах Головлевых» несколько сильных сцен, которые заставляют читателя почти физически ощутить со­стояние угнетенности от обволакивающих речей Иудушки. Например, разговор его с лежащим при смерти братом Пав­лом. Несчастный умирающий задыхается от присутствия Иудушки, а тот, якобы не замечая этих метаний, «по-род­ственному» подшучивает над братом. Жертвы Иудушки ни­когда не чувствуют себя столь беззащитными, как в момен­ты, когда его пустословие выражается в «безобидных» подшучиваниях, которым нет конца. Такая же напряженность чувствуется в том месте романа, где Аннинька, почти обесси­лев, пытается вырваться из дядиного дома.

Чем дальше длится повествование, тем больше людей по­падает под гнет Иудушкина тиранства. Он изводит всех, кто попадает в его поле зрения, при этом сам оставаясь неуязви­мым. И все же даже в его броне бывают трещины. Так, он очень боится проклятия Арины Петровны. Она же приберегает это свое оружие как последнее средство против сына-кровопивца. Увы, когда она и в самом деле проклинает Порфирия, это не производит на него того действия, которого он сам боялся. Еще одна слабость Иудушки — страх перед уходом Евпраксеюшки, то есть боязнь нарушить раз и навсегда заведенный уклад жиз­ни. Однако Евпраксеюшка может только грозить своим ухо­дом, сама же остается на месте. Постепенно и этот страх хозя­ина Головлева притупляется.

Весь жизненный уклад Иудушки — переливание из пус­того в порожнее. Он считает несуществующие доходы, пред­ставляет себе какие-то невероятные ситуации и сам же реша­ет их. Постепенно, когда не остается вокруг никого из живых, кого можно было бы заесть, Иудушка начинает изводить тех, кто является ему в воображении. Он мстит всем без разбору, неизвестно за что: попрекает мертвую мать, штрафует мужи­ков, грабит крестьян. Это происходит все стой же въевшейся в душу фальшивой ласковостью. Только можно ли сказать «душа» о внутренней сущности Иудушки? Салтыков-Щед­рин не говорит о сути Порфишки-кровопивца иначе, как о прахе.

Конец Иудушки довольно неожидан. Казалось бы, как может покончить с собой себялюбец, идущий по трупам, скопидом, загубивший всю семью ради своей наживы? И тем не менее Иудушка, видно, начинает осознавать свою вину. Салтыков-Щедрин ясно дает понять, что хоть и пришло осоз­нание пустоты, ненужности, но воскрешение, очищение уже невозможно, равно как и дальнейшее существование.

Иудушка Головлев действительно «вечный тип», прочно вошедший в русскую литературу. Его имя стало уже нарица­тельным. Можно не читать романа, но знать это имя. Упо­требляется оно нечасто, но все-таки изредка слышится в речи. Безусловно, Иудушка — литературное преувеличение, ско­пище разнообразных пороков в назидание потомкам. Поро­ки эти в первую очередь — лицемерие, пустозвонство, ни­кчемность. Иудушка — олицетворение личности, напрямую идущей к саморазрушению и не осознающей этого до самого последнего момента. Как ни преувеличен этот персонаж, но изъяны его—людские, невымышленные. Именно поэтому тип пустозвона вечен.