Сказка — один из самых ярких фольклорных жанров. В. И. Даль называет ее «волшебным рассказом, небывалой и даже несбыточной повестью, сказаньем». Сказка затей­лива, причудлива, необычна. Она повествует о чудесных происшествиях, героических подвигах, верной любви. В каждой фантастической истории обязательно содержится серьезный нравственный урок, потому что сказка — это воплощение народной мудрости, народных идеалов добра и зла. Наверное, поэтому в отличие от других жанров устно­го творчества она продолжила свою жизнь в литературе. Сказки нового времени, как и народные, говорят о вечных проблемах, волнующих человека в любую эпоху: о жизни и смерти, любви и ненависти, благородстве и подлости, добре и зле. Правда, в сказках XIX и XX веков печального больше, чем радостного. Слишком много страданий при­шлось пережить людям. Пошатнулась их вера в «сбывши­еся сказки». Однако обращение к любимому всеми жанру свидетельствует о стремлении писателей вылечить «болез­ни общества», спасти человеческие души, вернуть им на­дежду на справедливость и счастье.

Такая позиция, как мне кажется, близка великому рус­скому сатирику М. Салтыкову-Щедрину. Его трудно на­звать сказочником: слишком горькие выводы делал он, раз­мышляя над жизнью России второй половины XIX века. Но чем пристальнее вглядывался писатель в окружавшую его действительность, тем яснее различал опутавшие ее сети «небывальщины». Неслыханная жестокость политическо­го режима, чудовищное бесправие народа действительно гра­ничили с фантастикой. Все это способствовало обращению Салтыкова-Щедрина к жанру сказки. Возможно, в малень­ких шедеврах писателя нет правдоподобия, зато есть прав­да. Каждая из сказок — законченное и совершенное произ­ведение. Но целостное представление о замысле и идейной позиции автора возникает только после знакомства со мно­гими из них. Цикл фантастических миниатюр Салтыкова-Щедрина — один из ярчайших образцов жанра русской литературной сказки, о котором мне хотелось бы поразмышлять в своей работе, обратившись к важнейшим воп­росам философии, политики и нравственности, так просто и доступно представленным писателем пение мужиков не кончилось и они не расправились с «во­еводой».

Писатель настаивал на необходимости наказания «хо­зяев жизни», но в большинстве случаев люди, наделенные властью, процветали. Два генерала, всю жизнь прослужив­шие в какой-то регистратуре, которую затем устранили «за ненадобностью», внезапно оказались на необитаемом ост­рове и обнаружили свою полную беспомощность, неспособ­ность к какому-либо делу. Они чуть не съели друг друга, хотя кругом было много плодов, дичи, рыбы. Генералы, наверное, умерли бы с голоду, если бы в конце концов не нашли сообразительного и предприимчивого мужика, ко­торый обеспечил их всем необходимым. Не забыли спасен­ные «отблагодарить своего спасителя, выслали рюмку вод­ки да пятак серебра: веселись, мужичина!»

Попытки нравственного воздействия на таких «небо­коптителей», с точки зрения писателя, бесполезны. В сказ­ке «Карась-идеалист» надежды карася на то, что он прав­дой щуку «до седьмого пота прошибет», опровергаются пе­чальным концом мечтателя: при слове «добродетель» щука до того изумилась, что проглотила несчастного спорщика. В отличие от карася, «премудрый пескарь» твердо знал, что хищников нужно опасаться. От страха, что может быть съеден щукой, он безвылазно сидел в своей норе. Пескарь «жил — дрожал и умирал — дрожал». Перед смертью он вдруг задумался: ради чего жил, кого утешил, кто вспом­нит о нем? Показывая жалкое существование пескаря, пи­сатель поднимается до философского обобщения и судит тех, кто прячется в «футляр», кто боится ответственности за зло, которое царит в мире. Салтыков-Щедрин убежден, что «обезумевшие от страха» пескари «живут даром, место занимают».

Трагедию всего русского народа автор видел в доброволь­ном рабстве и неумении протестовать против неестественно жестоких форм жизни. Вера в благодушество орла-мецената и мощь гнилого богатыря опутывала Россию паутиной лжи, насилия, смирения. Образ Коняги из одноименной сказки становится символом всего порабощенного народа. Плоды его труда присваивают генералы и помещики. Коняга же привык к своей участи и нуждается только в кнуте.

Писателю горько, что мужик своими руками вьет себе веревку. Щедрин стремится пробудить чувство достоинства в людях. Он не хочет, чтобы талантливый народ, сочинив­ший столько прекрасных, добрых, светлых сказок, сам стал героем безысходных и мрачных, «фантастически» же­стоких историй. Свою надежду на счастливое преображе­ние жизни, на неизбежность справедливого возмездия пи­сатель воплощает в сказке «Христова ночь». Вначале мы видим тоскливый серый пейзаж. На всем лежит печать си­ротливости, все сковано молчанием, задавлено какой-то грозной кабалой. Но раздается звон колоколов, и мир ожи­вает. Совершается великое чудо: воскресает поруганный и распятый Христос, воскресает, чтобы совершить суд над грешной землей. Он обращается со словами «Мир вам!» к народу, не утратившему веры в торжество правды, клей­мит «мироедов», но все же открывает им путь к спасению — суд их совести беспощадный, но справедливый. Только предателей не прощает Христос, обрекая их на вечное стран­ствие. На наших глазах свершается Страшный суд, но не в загробном мире, а на земле, где много оступившихся, за­бывших христианские идеалы. Это, конечно, всего лишь утопия, но писатель верил в нее, потому что без такой веры жить невозможно.

Литературная сказка Салтыкова-Щедрина «густо насе­лена» и комическими и символическими персонажами. Ге­роев-людей автор ставит в необычное положение и тем са­мым «развязывает им руки и язык». Животным писатель придает человеческие черты, для того чтобы разоблачить опасные социальные пороки. Автор использует традицион­ные народные образы-символы (глупый и злой медведь, трусливый заяц, свирепый волк, хищная щука), но созда­ет и новые аллегории (карась-идеалист, орел-меценат, пре­мудрый пескарь). Излюбленные художественные приемы Щедрина — гипербола и гротеск, которые усиливают горе­стные впечатления от столкновения с «чудесами» русской жизни.

Фольклорный жанр был необходим автору, чтобы до­стучаться до каждого сердца, заставить каждого человека поверить в свои силы, отказаться от добровольного раб­ства. Салтыков-Щедрин страдал оттого, что лучшие и достойные люди находились в зависимости от невежествен­ных, жадных, бесполезных «хозяев», что невостребованны­ми оставались недюжинные способности простого народа, что несправедливые общественные отношения противоре­чили незыблемым нравственным законам, забвение кото­рых могло обернуться катастрофой. Философские уроки писателя важны не только для прошлого, но и для буду­щего. Они современны сейчас не столько своей политичес­кой заостренностью, сколько тревогой за наши души. Твор­чество Салтыкова-Щедрина — это доказательство того, что литературной сказке обеспечена долгая жизнь в искусстве. Ведь она учит нас быть верными добру и предупреждает об опасности тех, кто забыл о законах нравственности и поко­рился злу.