Это небольшое стихотворение, как будто мало относящееся к природе, очень личное, что-то вроде маленькой элегии:

Вечером синим, вечером лунным

Был я когда-то красивым и юным,

Неудержимо, неповторимо

Все пролетело... далече... мимо.

Сердце остыло, и выцвели очи.

Синее счастье! Лунные ночи!

Первые (и, надо сказать прямо, вполне банальные) обобщения, которые приходят на ум после того, как погаснет эмоциональное впечатление от этого маленького бриллианта поэзии, «все проходит», «ностальгия по юности», «прошлого не вернешь» и т.п.

Однако есть один нюанс в этом шестистишии. А именно «выцветшие очи», со- и противопоставленные «синему вечеру» и «синим ночам». Аллюзия здесь очевидна: «выцветшие очи» намекают на синий цвет глаз лирического субъекта. По главное не в этой аллюзии. Главное в художественном смысле стихотворения, где семантической «оболочкой» оказывается идея неизменности и вечности природы и изменчивости и конечности (увядаемости) неотделимого от нес человека. Совсем почти как у Пушкина в стихотворении «Брожу ли я вдоль улиц шумных»:

И пусть у гробового входа

Младая будет жизнь играть

И равнодушная природа

Красою вечною сиять.

Семантическое ядро художественного смысла есенинского стихотворения - идея, которую можно определить как «мертвое одиночество» (а как иначе понять выражение «Сердце остыло, выцвели очи»?) Та же, в сущности, идея выражена в стихотворении «Отговорила роща золотая...»:

Стою один среди равнины голой...

Налицо слияние и в то же время раздельность лирического субъекта с природой (или, по терминологии М.М.Бахтина, нераздельность и неслиянность) - то же самое, что в стихотворении «Береза».