Свой собственный характер, и женский, и поэтичес­кий, Цветаева склонна объяснять своим именем, но не просто звучанием, как было выше, а главным образом этимологией имени,— кстати, вполне реальной: «Мари­на» значит «морская».

Кто создан из камня, кто создан из глины,—
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело — измена, мне имя — Марина,
Я — бренная пена морская.
Кто создан из глины, кто создан из плоти —
Тем- гроб и надгробные плиты... —
В купели морской крещена — и в полете
Своем — непрестанно разбита!
Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети
Пробьется мое своеволье.
Меня — видишь кудри беспутные эти?
Земною не сделаешь солью.
Дробясь о гранитные ваши колена,
Я с каждой волной — воскресаю!
Да здравствует пена — веселая пена —
Высокая пена морская!
(1920) Стихотворение, реализует смысл имени Марина, в этой реализации участвует каждый его элемент: наподобие волн сменяют друг друга полустишия, которые образуют строку четырехстопного амфибрахия (Кто создан из кам­ня, кто создан из глины.... Кто создан из глины, кто создан из плоти...Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети..., и, наконец. Да здравствует трехстопного амфиб­рахия. Фактором образности оказывается противопостав­ление ритмико-синтаксических (интонационных) струк­тур: симметричных, устойчивых, еще и усиленных в своей монументальной статической звукописью — и порывисто -динамичных от дробности вводных предложе­ний и от «беззаконных» переносов: Кто создан из глины, кто создан из плоти — Тем гроб и надгробные плиты... — В купели морской крещена — и в полете Своем — непрестанно разбита! В этой строфе сталкиваются суша и морская стихия как неподвижность и полет; противопоставляются два характера — не только общечеловеческих, но и социаль­ных. Основа же всего образного строя г- во внутренней форме имени Марина. Тема Марины у Цветаевой проходит через ряд ее сти­хотворений. В одной из песен (И что тому костер осты­лый...— 1920) развернута та же образность; каждая вто­рая строфа (из восьми) оканчивается почти одинаковым двустишием: Я [или: дщерь], выношенная во чреве /не Материнском, а морском! Предпоследняя строфа, обра­щенная к возлюбленному, гласит: Когда-нибудь, морские струи Разглядывая с корабля, Ты скажешь: «Я любил—морскую! Морская канула—в моря!» Фраза Я любил морскую синонимична другой: Я лю­бил Марину. Это осмысление подхватил позднее П. Ан­токольский, писавший в стихах, посвященных Цветае­вой: Тебе, Марина, вестница моряны... Двойное «конфликтное» осмысление имени: возни­кает борьба, в итоге которой оказывается, что только одна мотивировка правильна,— другая же с негодовани­ем отвергнута. В Стихах к Пушкину (1931) встречаемся первоначально, в стихотворении 1, с возведением имени поэта к словам, содержащим звуки уш: избушки, душ, пушка, уши (Как из душа, как из пушки Пушкиным по соловьям—Уши лопнули от вопля: «Перед Пушкиным во фрунт!») — это осмысление обывателей, для которых Пушкин выступает в роли пушкиньянца; их главный культ выражается в механическом твержении звуков имени (Пушкин — тога, Пушкин — схима, Пушкин — мгра, Пушкин ~ грань... Пушкин, Пушкин — имя Благо­родное — как брань Площадную — попугаи...). В стихот­ворении 4 имя Пушкина осмысляется иначе — через зву­ки у, к, возведением к слову мускул: Преодоленье Косности русской — Пушкинский гений? Пушкинский мускул На кашалотьей Туше судьбы — Мускул полета, Бега, Борьбы. Снова возникает отрицаемое сочетание звуков уш (туше), поддержанное аш(а) (кашалотьей), но побежда­ет повторенное мускул, которое уже в дальнейшем тек­сте займет положение монопольное, подчиняя себе отвер­гнутое звучание уш,— в последний раз это уш возникает в конце, в слове несокрушимый: Пушкин — с монаршьих рук руководством Бившийся так же Насмерть, как бьется (Мощь — прибывала, Сила —росла) С мускулом вала Мускул весла. Кто то, на фуру Несший: «Атлета Мускулатура, А не поэта» То — серафима Сила — была: Несокрушимый Мускул — крыла. Значит, имя Пушкина объяснимо не через звуки уш, а через ук: конфликтом обоих звукосочетаний проявля­ется замысел Цветаевой, которая в конечном счете возводит имя поэта к слову мускул и так истолковывает его.