СТАНСЫ Я не хочу средь юношей тепличных Разменивать последний грош души, Но, как в колхоз идет единоличник, Я в мир вхожу,— и люди хороши. Люблю шинель красноармейской складки, Длину до пят, рукав простой и гладкий И волжской туче родственный покрой, Чтоб, на спине и на груди лопатясь, Она лежала, на запас не тратясь, И скатывалась летнею порой. Проклятый шов, нелепая затея Нас разлучили. А теперь, пойми, Я должен жить, дыша и большевея, И, перед смертью хорошея, Еще побыть и поиграть с людьми! Подумаешь, как в Чердыни-голубе, Где пахнет Обью и Тобол в раструбе, В семивершковой я метался кутерьме. Клевещущих козлов не досмотрел я драки, Как петушок в прозрачной летней тьме, Харчи, да харк, да что-нибудь, да враки,— Стук дятла сбросил с плеч. Прыжок. И я в уме. И ты, Москва, сестра моя, легка, Когда встречаешь в самолете брата До первого трамвайного звонка,— Нежнее моря, путаней салата Из дерева, стекла и молока... Моя страна со мною говорила, Мирволила, журила, не прочла, Но возмужавшего меня, как очевидца, Заметила — вдруг, как чечевица, Адмиралтейским лучиком зажгла. Я должен жить, дыша и большевея, Работать речь, не слушаясь, сам-друг, Я слышу в Арктике машин советских стук, Я помню все — немецких братьев шеи И что лиловым гребнем Лорелеи Садовник и палач наполнил свой досуг. И не ограблен я, и не надломлен, Но только что всего переогромлен. Как «Слово о Полку», струна моя туга, И в голосе моем после удушья Звучит земля — последнее оружье — Сухая влажность черноземных га... |
|