Вопрос двоемирия интересовал человечество с древности. Не существовало ни одной языческой религии, не верящей в загробный мир. Отсюда такое мистическое отношение к смер­ти, переходу из одного состояния в другое. И наравне с уче­нием о дуализме в человеческом сознаний появляется понятие «душа». Но если в язычестве душа была только тем, что на­ходится в теле, то с возникновением христианства тело стало земной оболочкой души. Такая перемена «обновила» и все мировоззрение людей. Это не могло не отразиться в искусстве. Непонятная и непостижимая душа становится главным объ­ектом изучения. И уже в средние века в народном творчестве появляется такой жанр, как баллада.

Первоначально это был синтезный жанр двух видов ис­кусства (музыки и литературы), ибо представлял собой плясовую песню любовного содержания. Причем вся Вселенная в балладе была поделена на два мира («земной» и «заземной»), а цель ее была — показать человеческую душу в обоих этих мирах.

Возрождение этого жанра и превращение в литературный происходит у романтиков. На смену рассудочному веку клас­сицизма^ искусство приходит новое направление — роман­тизм, ставивший своей задачей «опуститься в самые мрачные круги ада души человеческой». И такой задаче-как нельзя лучше соответствовал жанр баллады. Поэтому-то романтики сразу же увлекаются ею. В Англии — это Блейк, Берне, Валь­тер Скотт, Саути, Байрон; в Германии — Бюргер, Гете, Шил­лер, Уланд; в Австрии — Цедлиц; во Франции — Вийон...

Русская баллада связана с именем В. А. Жуковского. Всего им написано тридцать девять баллад, пять из которых ориги­нальные. Однако его поэтические переводы действительно могут соперничать с оригиналом. Ведь поэт берет лишь сюжетную канву, изменяя и внося свои поправки в изображение душевного состояния. Нужно сказать, что вся его поэзия очень автобиогра­фична, поэтому, в отличие от западных балладников, Жуков­ский не разделяет себя и своих героев, своей судьбы и их жиз­ненных перипетий. Таким образом, поэт усложняет свою зада­чу: раскрыть человеческую душу. Поэтому в повествование вво­дится огромное количество мотивов. Интересно, что при этом само повествование дробится на множество сюжетов, ведь мотив — это и есть единица его построения, что создает образ необъятной и необъяснимой души.

Главным мотивом, «пронизывающим» все баллады Жу­ковского, является мотив странничества, пути. Все герои по­казаны в дороге.

 

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?

(«Лесной царь»)

 

Мчится всадник и Людмила.

(«Людмила»)

 

Мчатся кони по буграм.

(«Светлана»)

 

Мчит уж в изгнанье ладья через море молодого

певца.

(«Эолова арфа»)

 

Эсхин возвращается к пенатам своим.

(«Теон и Эсхин»)

 

Причем очень часто путь этот символичен. «Кони», «ладья» — это и есть сама жизнь, непредсказуемая и непо­нятная, движущаяся вперед. Получается, что герои «несутся» навстречу судьбе, и это движение всегда показано в развитии, дана духовная эволюция героев. Так, Эсхин, встретившись с утратами, увядает душой, он уже не может любить ни жен­щину, ни жизнь, ни природу; научившись «презирать жизнь», он позволяет скуке «полонить» себя, и это «гибель­ное чувство» рано или поздно приведет его душу к совершен­ной погибели, а когда умирает душа, не остается и личности. Теон же, пережив смерть любимого создания, не отчаивается: он находит счастье в прошедшем, где и был тот миг счастья. «Над сердцем утрата бессильна!» — восклицает он. (Кстати, эта тема преждевременной «мертвенности» души подчерки­вается Жуковским и с помощью необычного словоупотребле­ния. Каждое слово .его значимо и «оттеночно». Может быть, поэтому Эсхин не посмотрел, но «вперил» взгляд, а лицо его «скорбно и мрачно», взор же друга— «прискорбен, но ясен».) Людмила, потеряв милого друга, отказывается от жизни и надежды, потому и умирает, Светлана же, чье сердце не от­казалось верить, просыпается после страшного сна и встреча­ется с милым. Минвана и Арминий-певец, не смирившись, находят друг друга в ином мире...

Возникает новый мотив — мотив двух миров, грань между которыми обозначена смертью, тоже своеобразным пу­тешествием.

 

Сей гроб — затворенная к счастью дверь.

(«Теон и Эсхин»)

 

Именно как величайшее счастье воспринимается она, ибо есть переход в Вечность, движение к покою. И дабы противо­поставить жизнь до и после смерти, Жуковский намеренно чередует в балладе «Лесной царь» последнюю напряженную картину скачки:

«Ездок погоняет, ездок доскакал...» (поэт воссоздает топот коней и общее состояние тревоги с помощью повторения слов и слогов: ездок-ездок, ска-кал) — и тихое, умиротворенное состояние смерти: «В руках его мертвый младенец лежал».

Почти все герои баллад Жуковского мечтают «о милом, о свете другом». Это во многом объясняет их порыв странство­вать, искать нечто подобное. Их родина для них не родина, а лишь временное место пребывания. Их родина — это загроб­ный мир. Такое разделение Вселенной на миг и вечность про­тивопоставляет возможность чувств в обоих мирах. Получа­ется, что мотив иного мира раскрывается с помощью других. Таким образом, два мира проверяются возможностью любви. По Жуковскому, любовь на земле есть слабый отблеск небесной. Настоящая же любовь возможна лишь после смерти (это еще одна причина такого страстного желания приблизить этот час). Получив «миг счастья» на земле, герои всегда скор­бят. Так, разлучены Минвана и Арминий-певец, сначала мол­вой, а затем смертью одного из них. Их простые сердца не могут принять дальнего мира в вечном стремлении к возвы­шенному идеалу. Людмила, рано насладившаяся жизнью, рано испытала и скорбь; «младость» Эсхина «улетает», поги­бает невеста Теона...

Жуковский проверяет своих героев способностью подвига одной души во имя другой. Только так могут они заслужить право «попасть» в горний мир.

Сама земная жизнь воспринимается как испытание («Все в жизни к великому средство»). И жизнь без печали и разлук невозможна. Потусторонний мир у Жуковского всегда сооб­щается с внешним. К Людмиле приезжает мертвец, Светлана видит сон, Минвана внимает голосу арфы, Младенец слышит Лесного царя...

И только «вера» и «надежда» способны спасти героев. Воз­никает новый мотив — «надежды», «разочарования и возмез­дия». Поэтому столь различны судьбы Людмилы и Светланы, Теона и Эсхина, наказан ездок из баллады «Лесной царь».

«Надежда» лишь некогда озаряла жизнь Людмилы и Эс­хина, старик же и вовсе отказывается верить в двоемирие, находя всему лишь материальное объяснение («все спокойно в ночной тишине»). Они забывают главный обет «надежды»:

 

Погибшее нам возвратится!

 

Жуковский оставляет своим героям право выбора, они вольны сами творить свою судьбу; борьба добра и зла всегда происходит лишь в их душе. Получается, что Бог не наказы­вает их, но, напротив, исполняет их волю, не судьба, но они властны над ней.

Возвышенная душа всегда может предугадать, что про­изойдет далее. Поэтому поэт вводит еще один мотив — пред­чувствия.

 

Увы, предузнала

Душа, унывая, что счастью конец.

( «Золотая арфа» )

 

Сердце вещее дрожит.

(«Светлана»)

 

Но Провидение непредсказуемо. И этот мотив веры в «Высшую Волю Небес» отличает всю лирику Жуковского.

Причем очень часто Жуковский объединяет природу и человека в образ единого творения. Может быть, поэтому так часто природа раскрывает душевное состояние («ворон кар­кает: печаль!») и сравнивается с человеком и жизненными явлениями.

Исходя из этого, помимо основных мотивов в балладах Жуковского можно выделить и постоянные лейтмотивы. Это луна, вечная спутница разлук (именно «лунный свет» падает на Светлану и ее жениха, а «блестящая луна» «золотит» пос­леднее свидание Минваны и Арминия...), и звезда, соединяю­щая два мира, и река, символизирующая течение времени, саму жизнь, ведь реки, как известно, текут то спокойно и плавно, то вдруг низвергаются бурным водопадом («Пусть воды лиются, пусть годы бегут»).

Сами слова, проходящие лейтмотивом через все баллады, должно понимать неоднозначно. Слово его становится выра­зительным не в своем основном лексическом смысле, а в до­полнительном значении. Так, «тишина» — это всегда покой души, «тихий», «тайный» — значит потусторонний, «вече-реющий день» обозначает скорый конец жизни.

Все его эпитеты становятся символами двух миров: «пе­чальные дни», «горестный миг», «скорби час», «молчалива и грустна» — это «Здесь»; «кончины сладкий час», «милая встреча», «милая надежда», «сладостное пенье» —это «Там». Лейтмотивом проходят даже цвета: «черный гроб», «бле­ден и унылый», «тусклая луна»...

Использует Жуковский и субстантивированные прилага­тельные («мертвое», «таинственное», «желанное», «печаль­ное»), что создает образ бесконечной недоговоренности и не­объяснимости души человеческой.

Итак, с помощью мотивов дороги, иного мира, смерти, разлуки, любви, веры, возмездия, единства человека с приро­дой и лейтмотивов Жуковский передает все сомнения и ощу­щения души человека и впервые в русской литературе ставит вопрос о приоритете духовного над материальным.

Вообще Жуковского можно назвать поэтом, определив­шим судьбу всей литературы. Его лирика найдет отражение в творчестве таких поэтов, как Пушкин, Лермонтов, А. К. Толстой, Фет, Бальмонт, Бунин, Брюсов, Вл. Соловьев, Блок...