Вы никогда не задумывались над тем, как рождается поэт? Что становится толчком, пробуждающим в его со­знании творческие думы? Каждый вправе думать по-свое­му. Для кого-то источником творчества может стать радос­тное удивление перед открытием нового, неизведанного мира или чувство сострадания горестям людским, а может, на­конец, все начаться с души, распахнутой навстречу всем «впечатлениям бытия», и стремление не просто донести до читателя чувство радости, а передать, заразить его ощуще­нием полноты и красоты жизни. Кто знает?! Но без умиле­ния видеть мир по-своему, без способности сопереживания, сочувствия, человечности и милосердия ко всему живому, без впечатлительности и искренности нет поэта.

Именно так начинался и Сергей Есенин, поднявшийся из глубин народной жизни. Чувство большой любви связа­ло его с родной рязанской землей, не только ставшей ко­лыбелью, но и подарившей мир поэтических образов: и вне­шние зори, и плеск волны, и серебристую луну, и шелест тростника, и бешеный рев вьюги, и необъятную небесную синь, и голубую гладь озер, и запах смолистой сосны, и свежие копны, и рыжие стога. Все это составило тот мно­гоцветный многозвучный мир, который с раннего детства впитывал в себя будущий поэт.

В «пришествии» С. Есенина в русскую поэзию было что-то от чуда: явившись из «вековой тишины», где серенький ситец «бедных небес» и «чахлый кустарник», он поднялся по великолепным лестницам на вершину, которая для не­которых так и осталась непокоренной, недостигнутой. Это дает полное право причислять С. Есенина к великим мас­терам поэзии, прошедшим жизнь в полном служении ей.

Родная земля сделала есенинскому герою поистине бес­ценный подарок, священными узами связав с народом. Это были и общие взгляды на жизнь и мудрость, и представле­ние о добре, о счастье и несчастье, выработанные в течение столетий. В лирическом герое жила народная душа, воспи­танная всем крестьянским обиходом родного села, теми песнями, поверьями, частушками и сказаниями, которые были главным источником творчества. Поэтому-то прихо­дилось С. Есенину со своими героями разделять участь на­рода и в короткие радостные мгновения и в долгие годы горя и печали.

Тема единения с народом, любви к своим исконным кор­ням непосредственно связана, с темой родины, представлен­ной в стихах обобщенным образом русской земли, с ее бес­крайними степями, отороченными на горизонте лесом, с ее спокойными, лениво текущими в отлогих берегах реками.

Лирический герой предстает перед читателями верным сыном своей родины, восхищающимся ее «сказочными угол­ками», где «благостно и свято», где «хаты, в ризах обра­за», а «ивы кроткие монашки». Ему дорога Россия в лю­бом ее проявлении: И сверкающая, переливающаяся всеми цветами радуги, и пустынная, одинокая, тусклая, забро­шенная. Герой выражает свое неподдельное чувство любви к родному краю, говоря:

 

Черная, потом пропахшая выть!

Как мне тебя не ласкать, не любить?

 

Именно патриархальность и самобытность России все­гда будоражили чувства героя, а любая попытка разрушить эту своеобразную гармонию воспринималась в штыки.

Но не так был встречен октябрь 1917 года, действи­тельно новым светом озаривший есенинскую поэзию. Он ка­зался символом грядущих перемен, осуществления надежд и мечтаний, преображением всего сущего на земле. Пере­воплотившись в пророка, лирический герой начинает со­здавать свой мир — тот христианский рай, о котором давно мечтали люди. Есенинский герой рисует сказочную страну в «Инонии» и других произведениях этого периода. Страну, которая, к сожалению, была только предчувствуема.

Картины, создаваемые поэтом, — это, конечно, утопия, земля мечты. Вот почему уже в стихотворении «Иордан­ская голубица» так четко звучит мотив потерянности и не­определенности. Есенинский герой ждет перемен, но не зна­ет об их последствиях. Его терзают сомнения: с одной сто­роны, вера в близкое светлое будущее («слышу в тумане я светлую весть»); с другой стороны, лебедь с грустью в гла­зах, олицетворяющий «отчалившую» в небе плачущую Русь. Так безжалостно рушилась мечта о счастье, вселенс­ком рае и справедливости, доказывая тем самым, что рево­люция не оправдала возложенных на нее надежд, не стала всеобщим спасением и проводником в мир счастья.

Этот период как и самого С. Есенина, так и его лири­ческого героя был отмечен мировоззренческим кризисом, превратившим молодого влюбленного юношу в пьянствую­щего гуляку, обитателя кабаков и подворотен, скандалис­та. В цикле «Москва кабацкая» мы слышим мотивы оди­ночества, отвергнутости. Образ хулигана, поражающего цинизмом слов и выражений, хлесткостью фраз, явился, по мнению самого С. Есенина, наиболее подходящей по­зой, резким, предельно откровенным рассказом о несчаст­ной судьбе, о горе, о тоске, о душевной боли и неудовлет­воренности, единственным способом самовыражения. Да, бессмысленно продолжать топить горе в вине, загоняя свою боль глубже и глубже. Но где взять силы, чтобы выбрать­ся из болотной трясины, из топкой грязи, отмыть себя и залечить душевные раны?

Преображение лирического героя отображено в цикле «Персидские мотивы», где в атмосфере сказочного Восто­ка, пленящей экзотики он стремится обрести утраченную гармонию через великую силу любви. Каждое стихотворе­ние этого периода напоминает исповедь, полную пережива­ний и раздумий о прошлой жизни, о пережитом.

Но даже Босфор и сказочная голубая Персия, даже «цве­ты Хороссана» и любовь прекрасной персиянки не смогли всецело завоевать сердце есенинского героя. Глазами, на­полненными тоской и умиленьем, смотрел он из «ковровой Персии» на Россию и опять видел в ней Русь — «голубую» и «златую», «деревянную» и «полевую», «задремавшую» и «буйственную». И вновь тянуло героя обратно в «родимый дом», в «край дождей и непогоды», в «край разливов гроз­ных и тихих вешних сил».

Вернувшись на родину с желанием переосмыслить свет­скую действительность, лирический герой находит в себе силы для смирения. Но, увы, даже принеся такую жертву, он остался ненужным, чужим. Так «грустная радость» воз­вращения сменяется чувством отчуждения и неприкаянно­сти: и мельница стоит с закрытыми глазами, и отцовский дом сгорел, и герой чувствует себя печальным странником и иностранцем в своей стране, перестает понимать даже язык сограждан. Одно из центральных и показательных произведений этого периода — «Черный человек», ставшее финалом жизненной драмы героя и его создателя.

В предсмертном бреду встречается он с Черным челове­ком, понимая, что это не кто иной, как отражение всего грязного, скорбного, больного, что копилось в его душе долгие годы. Выпотрошив из себя все черное, лирический герой остается опустошенным, так как «презренный гость» был его душой, очерненной болью и терзаниями.

Символична концовка «Черного человека». С. Есенин хотел сказать, что герой полон неукротимой ненависти к про­явлениям человеческой гнусности, но беззащитен перед ней.

Окончательному слиянию Черного человека с лиричес­ким героем способствует повторение одной детали — ци­линдра, вначале принадлежавшего Черному человеку, а в конце уже и поэту. Этим доказывается нереальность Чер­ного человека, созданного больным воображением героя и превратившегося в его второе «Я». И нет в нем больше силы начать новую жизнь, потому что былая рана дает о себе знать, кровоточит, вселяя ужас и страх в душу героя.

Лирический герой Сергея Есенина, ставший двойником, отражением поэта, прошел свой путь в постоянных иска­ниях и, что самое горькое, в постоянных разочарованиях.

Но, несмотря на трагический финал, поэзия Сергея Есе­нина с ее вечными темами будет жить в сердцах потомков. Время не властно над ней.

И пусть давно ушли в прошлое события, волновавшие поэта, изменилась реальность, питавшая его стихи, есенинс­кие творения не забываются. Новые поколения открывают в них нечто новое, близкое и дорогое, благодаря исключитель­ному умению поэта найти тесный сердечный контакт с чита­телем, волновать его, пробуждая самые сокровенные чувства.

Природа — это не только душа всех стихов, хотя без нее они не могут существовать, утрачивая неповторимость и очарование, не только «колыбель» для поэта и его лири­ческого героя, а своего рода поэтическая «школа» С. Есе­нина, дает силы жить и творить. Скромный, но пленитель­ный пейзаж с глубокой трепетной любовью, словно живое существо, рождает «песни дождей и черемух» и стих, виш­невым соком брызнувший в небо, «грусти ивовую ржавь» и «чувственную вьюгу», «синюю голубицу радости», и «жу­равлиную тоску сентября» — словом, все то, чем жил, вос­хищался и наслаждался лирический герой.

Он не только представлял себя частицей природы, а был полностью уверен, что растворен в ней, прямо говоря: «Зори меня вешние в радугу сливали». Герой верит в то, что при­рода его не оставит, первая придет на помощь: «Языком залижет непогода прожитый мой путь». Да, есть что-то об­щее с природным миром у поэта, ведь не зря он говорит:

 

Край любимый! Сердцу снятся

Скирды солнца в водах лонных.

Я хотел бы затеряться

В зеленях твоих стозвонных.