Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и

ежели будешь ее разгадывать всю жизнь,

то не говори, что потерял время, я занимаюсь

этой тайной, ибо хочу быть человеком.

Ф. М. Достоевский

 

Федор Михайлович Достоевский считал, что каждому человеку присуще творить. Пока он будет жить, он будет творить, выражать себя. И он жил в борьбе мнений и взгля­дов, в творении бессмертных произведений русской литера­туры. Всю свою жизнь он посвятил раскрытию главной темы своих исканий — темы Человека. Он открыл много неизведанного, показал человека во всевозможных столк­новениях с жизнью.

Перед Достоевским всегда стояла проблема преодоления гордости как главного источника разобщения людей. Эту тему он пытается решить в каждом романе. Очень ярко она выражена в романах «Бесы», «Братья Карамазовы» и «Пре­ступление и наказание».

Согласно христианскому миропониманию, верховное зло есть гордость. В чистом виде гордость обнаруживается на высшем уровне личности, обладающей значительною силой и богатыми дарами духа. Освобождение от этого зла — за­дача самая трудная, разрешаемая обыкновенно лишь пос­ле преодоления других видов зла. Отсюда становится ясным, почему в творчестве Достоевского так много внимания уде­лено различным проявлениям гордости и всевозможным ис­кажениям жизни, производимым ею. Даже и поверхност­ный обзор его важнейших произведений убеждает в этом. Ставрогин, Раскольников, Иван Карамазов — все это лица, в характере и судьбе которых главную роль играет гордость. Рассмотрим этих героев, чтобы дать себе отчет в том, ка­кие искажения вносит гордость в состояние личности.

Обдумывая образ Ставрогина, Достоевский писал в сво­их тетрадях: «Это просто тип из коренника, бессознатель­но беспокойный собственною типическою своею силою, со­вершенно непосредственною и не знающею, на чем осно­ваться. Такие типы из коренника бывают часто — или Стеньки Разины, или Данилы Филипповичи, или доходят до всей хлыстовщины или скопчества. Это необычайная, для них самих тяжелая непосредственная сила, требующая и ищущая, на чем устояться и что взять в руководство, требующая до страдания спокою от бурь и немогущая пока не буревать до времени успокоения. Такие люди бросаются в чудовищные уклонения и эксперименты до тех пор, пока не установятся на такой сильной идее, которая вполне про­порциональна их непосредственной животной силе — идее, которая до того сильна, что может наконец организовать эту силу и успокоить ее до елейной истины.

Но Достоевского интересует не просто могучая сила, вни­мание его сосредоточено на силе личности, оторвавшейся от бога и людей вследствие безмерной гордости. Его герой, «великий грешник» —гордейший из всех гордецов и с величай­шею надменностью относится к людям. В ранней молодости «он уверен, что будет величайшим из людей». «Необычайная гордость мальчика делает то, что он не может ни жалеть, ни презирать людей», среди которых он живет, будучи свидете­лем их порочных и мучительных отношений друг к другу. Пройдя через разврат, через «подвиг и страдания злодейства», герой Достоевского от гордости и от безмерной надменности к людям становится до всех кроток и милостив — именно по­тому, что уже безмерно выше всех.

У Достоевского образ гордеца-грешника распался на несколько разновидностей, осуществленных главным образом в личностях Ставрогина, Ивана Карамазова и Раскольникова.

Ставрогин — гордый человек, богато одаренный духов­но, задавшийся целью развить в себе беспредельную силу, способную преодолеть всякое препятствие, и внешнее и внутреннее. Горделивое самопревознесение обособляет его от Бога и от всех людей. От Бога он удалился настолько, что отрицает Его бытие и признает себя атеистом.

Дары своего духа Ставрогин не воспитал, ни к чему он не приложил настойчивого труда и даже не научился пра­вильно выражать свои мысли, оставшись «баричем, не со­всем доучившимся русской грамоте, несмотря на свою ев­ропейскую образованность». И неудивительно, утратив верховные ценности, Ставрогин не мог надолго увлечься ни одною из частичных ценностей настолько, чтобы серьезно по­работать над нею.

Есть, впрочем, одна ценность, над которою потрудился и Ставрогин. Ни одно существо не может окончательно отказаться от стремления к абсолютной полноте жизни. Творить свою жизнь, наполняя ее богатым содержанием, — это значит также осуществлять красивую жизнь. Наи­более простая формальная слагаемая красоты, сила, есте­ственно увлекает людей, не успевших еще вследствие мо­лодости или вообще неспособных выработать возвышенное содержание жизни.

Беспредельную силу Ставрогин приобрел дорогою ценой. Свою жизнь он наполнял рискованными опытами, не скло­няясь ни перед каким лицом и ни перед какими ценностя­ми, не слушаясь никаких веяний долга, обычая, приличия. Когда он был гвардейским офицером и «закутил, рас­сказывали о какой-то дикой разнузданности его, о задав­ленных рысаками людях, о зверском поступке с одною да­мою хорошего общества, с которою он был в связи, а по­том оскорбил ее публично. Что-то даже слишком уж откровенно грязное было в этом деле. Прибавляли сверх того, что он какой-то бретер, привязывается и оскорбляет из удовольствия оскорбить».

Но в конце концов Ставрогин признает, что он в самом деле не ладья, а «старая, дырявая дровяная барка», год­ная лишь «на слом». И он кончает с жизнью, повесившись, т.е. тем отвратительным способом, к которому прибегают люди, находящиеся в безысходном унынии.

Начав с титанизма, Ставрогин закончил свою жизнь беспросветным мраком; освобождения от него он мог дости­гнуть только путем смерти. Иван Карамазов был тоже чело­веком гордым, сильным и духовно одаренным, но гордость его глубоко отлична от ставрогинской, и весь ток его жиз­ни иной.

О гордости Ивана Карамазова очень много упоминаний в романе по различным поводам. Она лежит в основе его стрем­ления к независимости, его упорного систематического тру­да, обеспечивающего его материально и социально, выража­ется в его «недомолвках свысока», в презрительном отноше­нии к осуждаемым им людям («один гад ест другую гадину»), в присвоенном себе праве судить того, кто не заслуживает жизни, в его идее титанически гордого человекобога.

Горделиво обособленному Ивану любовь к человеку да­ется с трудом и при столкновении с его гордостью быстро улетучивается. Умный старик Федор Павлович говорит, что «Иван никого не любит». Алеша привлек было его к себе чистотою своего сердца, но как только брат коснулся раны в его душе, сказав «не ты убил отца», он вспыхнул к нему жестокою ненавистью: «... я пророков эпилептиков не тер­плю, посланников божьих особенно, вы это слишком знае­те. С сей минуты я с вами разрываю и, кажется, навсегда».

Существенное отличие Ивана Карамазова от Ставроги­на состоит в том, что он сердцем и умом стоит близко к Богу. Сознание абсолютных ценностей и долга следовать им в нем настолько обострено, что он не может подменять их ценностями относительными. Совесть мучительно каз­нит его за каждое, также и мысленное, вступление на путь зла, и постоянные колебания между верою в абсолютное добро Божие и отрицанием добра и Бога невыносимо тяго­стны для него. Он понял, что если Бога и бессмертия нет, то в строении мира нет основ для добра, тогда «все позво­лено», даже антропофагия, и «эгоизм даже до злодейства» становится самым разумным способом поведения.

Ум Ивана не может решить, как совместить бытие Бога с существованием зла в мире, а совесть не может успоко­иться на отрицательном решении вопроса. Он и остается на полпути между атеизмом и признанием бытия Бога. Но и тогда, когда он признает бытие Бога, он горделиво кри­тикует строение мира и, как бы укоряя Бога за то, что в мире есть возмутительное зло, «почтительнейше» возвра­щает «Ему билет», вступает на путь «бунта» против Бога.

Горделивый титанизм Ивана Карамазова обнаружива­ется и в его отношении к Церкви. В поэме «Великий инк­визитор» он обрисовывает Иисуса Христа и Его учение как подлинно абсолютное добро, а Церковь — как учреждение, принижающее добро и человека.

Недоверие к Богу, к Церкви и к осуществимости абсо­лютного добра сочетается у Ивана с любовью к добру, к культуре, к природе и с могучею жаждой жизни. «Пусть я не верую в порядок вещей, но дороги мне клейкие, распус­кающиеся весной листочки, дорого голубое небо, дорог иной человек, которого иной раз, поверишь ли, не знаешь за что и любишь, дорог иной подвиг человеческий, в который дав­но уже, может быть, перестал и верить, а все-таки по ста­рой памяти чтишь его сердцем».

Титанический бунт Ивана Карамазова, горделиво воз­вращающего Богу билет за то, что Бог сотворил мир не так, как, по его мнению, следовало бы устроить его, соот­ветствует тому титанизму, который был в XIX веке широ­ко распространен в Европе и в умах наших связывается прежде всего с именем Байрона. В основе этого течения все­гда лежит гордость, ослепляющая человека настолько, что он отвергает понятие греха, и отсюда необходимо вытека­ют все бедствия нашей жизни. «Страдание есть, виновных нет», — думал Иван Карамазов и пришел к «бунту».

К титаническому богоборчеству приводит гордость, но она руководствуется при этом в значительной мере благо­родными мотивами. В Иване Карамазове Достоевский по­казал именно то видоизменение гордости, в котором обна­руживаются высокий положительный источник этой стра­сти, сознание достоинства личности и абсолютной ценности ее. В тварном мире личность есть высшая ценность; жизнь, наполненная защитою и культивированием этой ценности, однако оторванная от такой же ценности других личнос­тей, может содержать в себе проявления высокого благо­родства, но может иметь следствием и страшнейший вид зла — ненависть к Богу, которая ведет из области земного бытия в сатанинское царство. Искажение высших начал создает наихудшие виды зла. Испытание соблазнами гор­дости есть последняя ступень очищения сердца на пути к Царству Божию.

Главный герой романа «Преступление и наказание» — Родион Раскольников — бедный студент, разночинец. На первых нее страницах романа, мы знакомимся с условиями его жизни. Живет он в каморке-клетушке, шагов в шесть длиной, которая имеет самый жалкий вид, с пыльными желтенькими обоями, и до того низкая, что вот-вот стук­нешься головой о потолок. Достоевский очень страстно рисует портрет героя: «Он был замечательно хорош собою с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен». Внешний вид его свидетельству­ет о крайней бедности: «Он был до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовестился бы днем выхо­дить в таких лохмотьях на улицу». Но он не обращает внимания на свои лохмотья, он безразличен к своему внеш­нему виду. Чем же это объясняется? Душевное состояние Раскольникова было таково, что он уже не смущался сво­им видом. Достоевский пишет: «... столько злобного пре­зренья уже накопилось в душе молодого человека, что, не­смотря на свою, иногда очень молодую, щекотливость, он менее всего совестился своих лохмотьев». Достоевский де­лает еще одно замечание о Раскольникове: «... трудно было еще больше опуститься и обнеряшиться, но Раскольнико-ву это было даже приятно в его теперешнем состоянии духа. Он решительно ушел от всех, как черепаха в свою скорлупу... Так бывает у иных мономанов, слишком на чем-ни­будь сосредоточившихся. Итак, Раскольников сосредото­чился на какой-то идее, все же остальное отошло на зад­ний план. Голодный, опустившийся, но полный презрения в душе, он задумал совершить какое-то дело, мысль о ко­тором приводит его самого в состояние душевного разлада. Раскольников видит острые противоречия жизни в капита­листическом мире, он понимает, что жестокая сила, созда­ющая в жизни тупики для бедняков и бездонное море стра­даний, — это деньги. Но как добыть деньги, чтобы бедня­ки были счастливы. Мучительное раздумье наталкивает Раскольникова на чудовищную мрачную идею — на убий­ство старухи процентщицы, с целью воспользоваться ее деньгами для улучшения своего положения и близких. Что же толкнуло его на это преступление? Несомненной причи­ной являются прежде всего социальные причины. Отчаян­ное положение Раскольникова, тупик, в котором он нахо­дится, будучи бедным студентом и живя на скудную под­держку матери, едва позволяют ему сводить концы с концами. Его мучила бедность близких, болезненно он ощу­щал безвыходность и унизительность своего положения, недоучившегося студента, мучался сознанием собственного бессилия облегчить свою судьбу и судьбу матери и сестры. Из письма матери он узнает, что сестра решила выйти за­муж за Лужина с целью поддержать брата. Размышляя о судьбе матери и сестры, он невольно вспоминает слова Мармеладова: «... надобно, чтобы всякому человеку было куда пойти». Письмо матери напоминает ему о жестокой необ­ходимости действовать. В эту решающую минуту новое про­исшествие приводит его на грань катастрофы: Раскольни­ков встречает девушку, преследуемую «жирным франтом». Ему живо представляется ее неминуемая судьба, и снова он вспоминает сестру. Но есть и другие причины — они кроются в теории Раскольникова. После убийства Родион исповедуется Соне; он заявляет, что хотел узнать, вошь ли он или человек. Неслучайно проницательный Порфирий говорит Раскольникову, что «тут книжные мечты-с, тут теоретически раздраженное сердце». Теория Расколь­никова, который пожелал «Наполеоном сделаться», могла возникнуть только в том обществе, в котором человек человеку волк и где живут по закону «либо всех грызи, либо сам лежи в грязи», в обществе, где царят право и мораль угнетателей. В этой теории проявляется сущность морали буржуазного общества: насилие над человеком, произвол вла­сти, решающая роль денег.