Мир глубоких и драматических переживаний, очаро­вание, богатство и неповторимость личности запечатлелись в любовной лирике Анны Ахматовой. Тема люб­ви, безусловно, занимает в ее поэзии центральное мес­то. Неподдельная искренность, предельная откровен­ность в сочетании со строгой гармонией, лаконичной емкостью поэтического языка любовных стихотворе­ний Ахматовой позволили ее современникам называть ее русской Сафо сразу же после выхода первых поэти­ческих сборников. Ранняя любовная лирика восприни­малась как своеобразный лирический дневник. Однако изображение романтически преувеличенных чувств не свойственно поэзии Анны Ахматовой, Она говорит о простом человеческом счастье и о земных, обычных горестях: о разлуке, измене, одиночестве, отчаянии — обо всем, что близко многим, что способен испытать и понять каждый.

Любовь в лирике А. Ахматовой предстает как «поеди­нок роковой», она почти никогда не изображается без­мятежно, идиллически, а наоборот — в предельно кри­зисном выражении: в момент разрыва, разлуки, утраты чувства или первого бурного ослепления страстью. Обычно ее стихи — начало драмы или ее кульминация. «Мукой живой души» платит ее лирическая героиня за любовь. Сочетание лиризма и эпичности сближает сти­хи А. Ахматовой с жанрами романа, новеллы, драмы, лирического дневника. Одна из тайн ее поэтического дара заключается в умении полно выразить самое ин­тимное и чудесно-простое в себе и окружающем мире. В ее стихах поражает «струнная напряженность пере­живаний и безошибочная меткость острого их выраже­ния. В этом сила Ахматовой...» (Н. В. Недоброво).

Тесно переплетены в стихах Анны Ахматовой тема любви и тема творчества. В духовном облике героини ее любовной лирики угадывается «крылатость» творчес­кой личности. Трагическое соперничество Любви и Музы отразилось во многих произведениях, начиная с раннего, 1911 года, стихотворения «Музе», где Муза-се­стра отнимает «Золотое кольцо» — символ земных радостей — и обрекает лирическую героиню на «любов­ную пытку». Однако Ахматова предвидит, что поэтичес­кая слава не может заменить любви и счастья земного. Интимная лирика А. Ахматовой не ограничена лишь изображением отношений любящих. В ней всегда — не­иссякаемый интерес поэта к внутреннему миру челове­ка. Неповторимость ахматовских стихов о любви, ори­гинальность поэтического голоса, передающего самые сокровенные мысли и чувства лирической героини на­полнены глубочайшим психологизмом. Как никто дру­гой Ахматова умеет раскрыть самые потаенные глуби­ны внутреннего мира человека, его переживания, состо­яния, настроения. Поразительная психологическая убе­дительность достигается использованием очень емко­го и лаконичного приема красноречивой детали (пер­чатка, кольцо, тюльпан в петлице и т.д.).

«Земная любовь» у А. Ахматовой подразумевает и любовь к окружающему человека «земному миру». Изоб­ражение человеческих отношений неотрывно от люб­ви к родной земле, к народу, к судьбе страны. Пронизы­вающая поэзию А. Ахматовой идея духовной связи с ро­диной выражается в готовности пожертвовать ради нее даже счастьем и близостью с самыми дорогими людьми («Молитва»), что впоследствии так трагически сбылось в ее жизни. До библейских высот поднимается она в описании материнской любви. Страдания матери, об­реченной видеть крестные муки своего сына, просто потрясают в «Реквиеме». Хор ангелов великий час вос­славил, И небеса расплавились в огне. Отцу сказал: «По­что Меня оставил!» А Матери: «О, не рыдай Мене...» Магдалина билась и рыдала, Ученик любимый каменел, А туда, где молча Мать стояла, Так никто взглянуть и не посмел.

В неразрывности личной судьбы и судьбы народа и страны — истинное величие той любви к человеку и ок­ружающему миру, которая звучит в стихах А. Ахматовой: «А я молюсь не о себе одной...». Таким образом, поэзия А. Ахматовой не только исповедь влюбленной женщи­ны, это исповедь человека, живущего всеми бедами, болями и страстями своего времени и своей земли.

«В наши дни самая одаренная из русских поэтесс, Анна Ахматова, создала как бы синтез между «женской» поэзией и поэзией в точном смысле этого слова. Но этот синтез лишь кажущийся — Ахматова очень умна: сохра­нив тематику и многие приемы женской поэзии, она коренным образом переработала и то, и другое в духе не женской, а общечеловеческой поэтики....» — писатель много раз говорил о том, что никак не мог начать рабо­ту над романом, пока не проник в тайны языка описы­ваемой эпохи. Настоящим кладом оказалась для него книга профессора Новомбергского «Слово и дело», где были собраны судейские акты XVII века. «Эти розыск­ные акты записывались дьяками, которые старались записать в наиболее сжатой и красочной форме наибо­лее точно рассказ пытаемого. Не преследуя никаких «ли­тературных» задач, премудрые дьяки творили высокую словесность. В их записях — алмазы литературной рус­ской речи. В их записях — ключ к трансформации на­родной речи в литературу» (А. Н. Толстой «Чистота русского языка»). Исследуя исторические материалы, А. Н. Толстой выделяет наиболее типичные для языка XVII — XVIII веков слова и выражения и старается выб­рать прежде всего те обороты речи, которые несли аро­мат и колорит старины, но одновременно были близки и понятны современному читателю. Иногда он видоиз­менял некоторые тяжеловесные речевые обороты и ар­хаичные грамматические формы. Чтобы сократить длинноты, устранить монотонность повествования, Алексей Толстой объединял несколько старинных доку­ментов в один текст. Последняя редакционная правка «Петра Первого», предпринятая в 1944 году и доведен­ная лишь до V главы первой книги, красноречиво свиде­тельствует о кропотливой работе писателя над каждым портретом, эпизодом, оборотом речи, даже эпитетом.