Муза ушла по дороге...

Я, глядя ей вслед, молчала,

Я любила ее одну.

А в небе заря стояла.

Как ворота в ее страну.

А. Ахматова

 

Анна Андреевна Ахматова — большой и серьезный поэт, принесшая в литературу «поэтику женских волнений и муж­ских обаяний». В своем творчестве она коснулась всех тради­ционных тем классической поэзии, но привнесла в них свое неповторимое звучание, обаяние своей необыкновенно тонкой натуры.

Достаточно традиционна для русской поэзии тема Музы, не обошла ее и Анна Андреевна. Для нее это и божественная покровительница, и родная сестра, близкая подруга — много ликов у Музы Ахматовой. Но всегда это очень интимные пере­живания, нет в отношении Анны Андреевны к своей героине легкого пренебрежения или панибратства, а всегда — восхи­щение, граничащее с поклонением высшему существу.

 

Когда я ночью жду ее прихода,

Жизнь, кажется, висит на волоске.

Что почести, что юность, что свобода

Пред милой гостьей с дудочкой в руке.

И вот вошла. Откинув покрывало.

Внимательно взглянула на меня.

Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала

Страницы Ада?» Отвечает: «Я».

 

У Музы Ахматовой нет соперниц, это то Божество, перед которым все отступают, давая ей дорогу. Анна Андреевна не только благоговеет перед своей вдохновительницей и покрови­тельницей, но «смеет» с ней беседовать. В этом я вижу возвы­шенность самой Ахматовой, у которой почти не было периода ученичества в творчестве. Она ярко, широко и смело шагнула в русскую поэзию, не оробев перед великими предшественни­ками и современниками по «цеху поэтов».

 

Я улыбаться перестала.

Морозный ветер губы студит,

Одной надеждой меньше стало.

Одною песней больше будет.

И эту песню я невольно

Отдам на смех и поруганье.

Затем, что нестерпимо больно

Душе любовное молчанье.

 

О чем бы ни писала Анна Андреевна, во всем она оригинальна и уникальна. Нет в ее стихах традиционных для женской поэзии слезливости и приниженности перед высшим существом — мужчиной, скорее наблюдается обратное явление. Рядом с прекрасной и порой трагической героиней не оказы­вается достойного героя, сумевшего оценить ее высокую и трепетную душу. Много слез и драматизма в лирике Ахматовой, но всегда это высокие и чистые переживания и чувства, нет в них повседневной суеты и обыденности. Она небожительница, временно спустившаяся на землю, чтобы осветить ее своей добротой, любовью и лаской. Именно поэтому очень часто в свои (подруги и собеседницы Анна Андреевна «приглашает» Музу...

 

...Веселой Музы нрав не узнаю:

Она глядит и слова не проронит,

А голову в веночке темном клонит,

Изнеможенная, на грудь мою.

И только совесть с каждым днем страшней

Беснуется: великой хочет дани,

Закрыв лицо, я отвечала ей...

Но больше нет ни слез, ни оправданий.

 

Вот такое отношение к жизни и творчеству, когда все вы­черпано до капельки, отдано людям, характерно для Ахмато­вой. Она живет лишь высокими помыслами и переживания­ми. Кажется, еще мгновение и порвется что-то, удерживаю­щее ее героиню от смерти. Эти запредельные чувства и пере­живания характерны и для самой Ахматовой. А иначе и жить не стоит, если все вполсилы, вполвздоха. И у читателей захва­тывает дух от такой поэзии, кружится голова, а так, навер­ное, и должно быть, иначе зачем человеку даны эмоции.

 

О, знала ль я, когда в одежде белой

Входила Муза в тесный мой приют,

Что к лире, навсегда окаменелой,

Мои живые руки припадут.

О, знала ль я, когда неслась, играя.

Моей любви последняя гроза,

Что лучшему из юношей, рыдая,

Закрою я орлиные глаза...

 

Талант вел по жизни эту великую женщину, чтобы она сумела передать божественными звуками пережитое, научить нас, ее читателей, ценить даже самые горькие страницы жиз­ни, воспринимать их как Божье провидение. Вечным завеща­нием звучат для меня строки Анны Андреевны, оставшейся, несмотря ни на что, стойкой и несгибаемой. Но сущий вздор, что я живу грустя

 

И что меня воспоминанье точит.

Нечасто я у памяти в гостях,

Да и она всегда меня морочит.