Русская литература последних лет все чаще обращает­ся к общечеловеческим проблемам: человек и его место в этом мире конечность человека и конечность вселенной; в литератур 5 все чаще появляются эсхатологические моти­вы популярными становятся мифологические образы (об­раз распятого Христа) и т.д.

Современная литература как бы оглядывается назад, обращаете к опыту прошлого; идет переоценка ценностей, и чаще всего мы обращаемся к XVIII веку, к веку Просве­щения, и находим там много общих с нами проблем.

Центральными проблемами Просвещения являются взаимоотношения человека и общества, частного и общего, роль культуры в жизни общества, роль цивилизации.

В настоящее время человечество как бы зашло в тупик в своих взаимоотношениях с окружающим миром, с приро­дой; мы уже больше не наступаем на природу, а отступаем, пытаясь сохранить то, что осталось.

Начиная с 2 0-30-х годов XX века наша отечественная литератур; воспевала гигантские стройки, грандиозные про­екты, которые основывались на нашем знаменитом лозун­ге «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача». Все это в конце концов и привело страну к опустошению и экологической катастрофе. «Что скрывать, это была война, еще одна гражданская война против собственных полей и рек, ценностей и святынь, которая, перекидываясь с местности на местность, длится до сих пор и, как в любой войне, прежде всего гибло и гибнет в ней «ее самое лучшее», — писал Валентин Распутин.

Валентин Распутин в числе других писателей указал на опасность, нависшую над природой и человечеством: «Три опасности уничтожения человечества существуют сегодня в мире: явнная, экологическая и опасность, связанная с разрушением культуры...»

«Защита родной земли от разорения и погибели, при­роды — от хищнического уничтожения и разграбления, лю­дей — от нравственного одичания и утери исторической памяти — проблемы эти, разрабатываемые ранее в художе­ственных образах, стали нынче болью и проникновенным защищающим словом страстного трибуна...», — так харак­теризует сегодняшнюю позицию писателя критик Николай Котенко.

Человек в XX столетии вычленил себя из окружающе­го мира природы, встал над ней, тем самым прорвав с ней кровную связь, забыв предостережения и заветы мыслите­лей прошлого: наблюдать природу и следовать теми путя­ми, которые она прокладывает; слушаться природу, кото­рая никогда себе не противоречит. Только законы природы неизменны, всеобщи, неотменимы, только они определяют судьбы человеческого рода. Знаменитые философы эпохи Просвещения Жан Жак Руссо, Дени Дидро и др. считали, что человеческие законы справедливы лишь тогда, когда они соответствуют природным законам. Они отмечали тес­нейшую связь субъекта познания — человека — и его объекта — природы. Изучая себя, человек изучает внешний мир и наоборот. Здесь, с одной стороны, новые истины до­бываются на пути осознания человеком своей тождествен­ности с природой, своей причастности к ее работе; с другой стороны, сравнивая свои качества и силы с «качествами» и «силами» природного мира, человек глубже познает «натуральные законы» своей собственной сущности, свои возможности, «слабости» и «могущество», свои «естествен­ные права».

« XXI век должен стать веком гуманитарным, обращен­ным к человеку, человеческим ценностям. Техника уже зашла в тупик, она уже начинает съедать самое себя. Мы сможем технически развиваться только в том случае, если поддержим гуманитарные науки» (Д.С.Лихачев). Гумани­зации, гуманитаризация общества тесно связаны с гуман­ным отношением к природе, культурным ценностям. По­явилось новое направление в науке — экология культуры. Человек издавна понимал природу не только как среду оби­тания, но и как источник прекрасного. «Целительная сила природы хорошо известна» (Д. С. Лихачев).

Однако события последних лет показывают, насколько близка к исчезновению, разрушению, уничтожению наша биологическая и культурная среда! Вот почему в литературе и публицистике последних лет все чаще звучат эсхатологические мотивы, появляются романы-предупреждения, вообще произведения, которые Алесь Адамович в силу осо­бенности их тематики предлагает назвать «сверхлитерату­рой», считая, что на исходе века писатели «... должны со­здавать что-то, адекватно противостоящее сверхсмертям, сверхубийствам, заложенным в сверхоружии ... А какая по­лучится литература из этого, не знаю. Я назвал бы это даже не публицистическим заострением — я назвал бы это поис­ком новой художественности, новой эстетической системы».

Примером такого произведения и является повесть са­мого А. Адамовича «Последняя пастораль». Названием по­вести писатель обращает нас в прошлое, к литературе Воз­рождения, Просвещения, к жанру изящного пасторально­го романа о любви, но эпитет «последняя» возвращает читателя к тревожному и даже трагическому настоящему. На этом контрасте построено все произведение. Прекрас­ные картины, картины любви, но это последнее, что оста­лось на Земле; страшные картины гибели мира, и опять трогательно-щемящий эпилог: прощание с этим миром и надежда на то, что любовь вечна.

Герои повести абстрагированы, нарочито обобщены, ли­шены индивидуальности, даже имен: Он, Она, Третий.

В Ней — Всеженщине — обобщено, сконцентрировано женское начало, ее прекрасный женский облик навеян ге­рою боттичеллиевской Венерой, женская изменчивость подчеркивается неуловимой, не поддающейся определению национальной принадлежностью и удивительной способно­стью произносить слова любви на разных языках. Просы­паясь, она может быть парижанкой, англичанкой, афри­канкой — Всеженщиной.

«Когда она так одета, а медовые волосы пчелами вьют­ся-летают вокруг прекрасного лба и длинно падают по шел­ковистому голубому морю, а в лице такая оживленная и счастливая скромность совершенства (боттичеллиевская!), никакая война, никакая смерть не кажутся случившимися окончательно. Вместе с Красотой, собою занятой, по-детски уверенной в своем бессмертии, ты тоже скользишь, спол­заешь в мир, как бы все существующий».

По мысли автора, задача Женщины — возродить род людской (новая Ева), но в конце повести Она из символа Любви и Красоты превращается в символ Смерти, разру­шаясь, распадаясь на глазах у героя. Красота и Любовь не могут спасти мир, они гибнут сами.

В повести смоделирована еще одна ситуация из русско­го классического романа — испытание героя любовью. Женщина выносит свой приговор сильной половине рода человеческого: мужчины — все каины, предавшие Красо­ту, Любовь, жизнь детей и собственную жизнь, не желаю­щие прислушаться к голосу разума, к голосу природы, ин­стинкту самосохранения рода — и вот: Она «... повела ру­кою в сторону, где кончается наш остров, наш непонятно как существующий мир. Там, в кипящей от молний и штормов, заледеневшей саже погребено все — и правота одних и неправота других, все истины, все идеи, все слова. И вот эти тоже, хотя из книги, называвшейся Вечной: мене, текел, перес. Ты взвешен на весах и найден очень легким. Исчислил Бог царство твое и положил конец ему...»

Повествование, построенное на контрасте, держит чи­тателя в постоянном напряжении. Пасторальные идиллические любовные сцены сменяются политическими спора­ми представителей двух враждующих сторон в последней на Земле войне, к спорам, которые здесь, на этом клочке чудом уцелевшего мира, разрешаются не вспышкой нена-иисти, а примирением и смехом. («Вот бы раньше так рас­смеяться!») И примиряет героев повести то, что они в эти последние мгновенья своего существования поняли самое главное, осознали свое родство и свое одиночество во Все­ленной, они как люди, которые «... встретились в далеком Космосе, состыковали свои аппараты» и говорят о своей родной, прекрасной и далекой Земле. «Про то, как много на ней всего и как все отрегулировано на тысячи и тысячи лет счастливой жизни, на миллионы лет для сотен тысяч поколений: воздух и вакуум, вода и огонь, свет и тьма... Но главное — сколько всего лишнего, вроде бы необяза­тельного, но без того и самое необходимое будет пресным, сколько на Земле всего, что не загрузишь, не возьмешь, не прихватишь, в самую вместительную ракету или подлод­ку, не запасешь впрок и что потом в снах видишь — самое «ненужное», «необязательное» как раз и видишь. Роса до колен; холод в мокром еловом лесу; ... дышащий постоян­ным холодом ледник; сладко прилипающий в ноздрях, в глотке степной мороз ... И люди, люди, тысячи случайных надоевших, мешающих, не знающих куда от них убежать, уединиться, — но это лишь когда они есть, окружают, тес­нят и когда знаешь, уединившись, что они где-то там. В этом все дело — знать, что они есть».

«Последняя пастораль» А. Адамовича не оставляет у читателя чувства обреченности. Наоборот, она побуждает к действию, необходимости найти выход, остановить это разрушение, уничтожение всего: культуры, нравственнос­ти, красоты, самой Земли, наконец.

Современная русская литература, развивая и продолжая традиции мировой литературы, вновь обращается к чело­веческому Разуму, к утверждению человеческого духа воп­реки бесчеловечности мира; обращается «... к Первоисточ­нику, не вопреки Природе, а в согласии с ней». И ценность современной литературы не только в отрицании, разобла­чении, а в размышлении, осмыслении происходящего.