Николай Васильевич Гоголь — замечательный русский пи­сатель. Его талант сатирика и обличителя крепостного права достиг вершины в поэме «Мертвые души». Писателю удалось создать незабываемую галерею образов крепостников: безответственных и лживых, жадных и беспринципных, неспособ­ных организовать даже свою жизнь, но наделенных властью над крестьянами.

Белинский назвал поэму «истинно национальным произве­дением». Гоголь сумел показать, что крепостное право калечит не только крестьян, делая из них бессловесных рабов, но и по­мещиков, превращая их в тунеядцев, живущих за чужой счет. Рассмотрим двух героев поэмы — Манилова и Собакевича, полярно противоположных образа, но объединенных одной об­щей чертой — они помещики-крепостники.

Манилов — бесплодный мечтатель, рисующий воздушные замки и бесполезные прожекты. «Глядя с крыльца на двор и пруд, говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или через пруд выстроить камен­ный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и что­бы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян...» Будто бы видимая забота о собствен­ных крестьянах. Но на самом деле он совершенно не интересу­ется состоянием дел, никогда не ездит на поля и не вникает в доклады приказчика, просьбы крестьян. Это бесплодный меч­татель, живущий в довольстве и тепле, потому что пользуется природным правом: присваивать труд крепостных. Внешне он даже приятный человек, но, разобравшись в его сущности, по­нимаешь, что он едва ли не отвратительнее других.

Собакевич — прямая противоположность Манилову, он крепкий хозяин, прекрасно знающий свое имение, ценящий крестьян за их мастеровитость и трудолюбие. Именно Собаке­вич рассказывает Чичикову о прекрасных мастерах-крестья­нах, умеющих печь сложить и экипаж рессорный соорудить не хуже иностранного. Но хвалит своих крестьян Собакевич не из человеколюбия, а набивая на них цену. Помещика совершенно не смущает тот факт, что торгует он мертвыми. Зная цену кре­стьянам, Собакевич печется о них не ради человеколюбия, он понял свою выгоду: если не разорять крестьян, они приносят большую пользу помещику, и свято соблюдает это правило.

Манилов же только создает видимость культурного челове­ка. Своих сыновей он назвал Фемистоклюсом, в честь греческо­го полководца, и Алкидом, в честь Геракла. Но это скорее ри­совка, чем истинная культура. В его кабинете уже три года ле­жит книга, раскрытая на одной и той же странице. На предло­жение Чичикова продать ему мертвые души Манилов любезно соглашается. Более того, он дарит их, переписывая их собст­венноручно на красивой бумаге, перевязывая все шелковой лентой. Что это? Глупость? Желание отгородиться от жизни, ее проблем? Скорее всего, и то и другое. Манилов — пустозвон, порхающий по жизни, старающийся не замечать ее трудностей.

Собакевич же, напротив, прекрасно чувствует наступление «нового времени», когда будут властвовать деньги, большие капиталы, и готовится к этому заранее, чтобы не быть застиг­нутым врасплох.

При кажущейся разности характеров оба помещика отвра­тительны автору своей иждивенческой психологией.

Образы, созданные Гоголем, перешагнули то время, для которого писались. Огромная сила сатирического обличения уродства собственнического мира, заключенная в творениях писателя, не потеряла своей актуальности и в наши дни.