Сюжет «Мертвых душ» Н. В. Гоголю подсказал А. С. Пушкин, отметив основным достоинством его то, что «можно вместе с героем изъездить всю Русь». Именно это и оценил Н. В. Гоголь и построил свою поэму как бесконечное путешествие Чичикова.

Бели читать поэму не вдумываясь, то может создаться ощущение, что это абсолютно ни на что не похожее самосто­ятельное произведение, но такое суждение ошибочно. «Мерт­вые души» представляют собой невероятное переплетение мифологических и библейских сюжетов, оформленных под русскую действительность. По ходу развития событий можно заметить сходство в основном с двумя произведениями: «Одиссеей» Гомера и «Божественной комедией» Данте. «Одиссея» представляет собой морское путешествие Одиссея, который никак не может попасть на родную Итаку. Так и в «Мертвых душах»: Одиссей — это Чичиков, Итака — это бу­дущее семейство, а море — это бесконечные дороги. Как и Одиссей, Чичиков встречает множество людей и чудовищ. Так, например, Собакевич напоминает Циклопа. Он такой же неуклюжий, большой. Его дом и все предметы в доме тоже большие и нескладные. У Циклопа было стадо баранов, и у Собакевича на столе тоже несколько блюд из баранины. Гоголь даже использует в поэме побег Одиссея под брюхом у барана из пещеры Циклопа. Когда Чичиков служил на та­можне, он вместе с контрабандистами переправлял через гра­ницу кружева, намотанные на баранов и прикрытые поверх еще одной шкурой. Коробочка также похожа на волшебницу Кирку. Чичиков попадает к Коробочке так же, как и Одис­сей к Кирке, — по воле стихий. Кирка превратила спутни­ков Одиссея в свиней, и в «Мертвых душах» проявляется этот мотив: первый раз, когда испачканного Чичикова сравнивает с боровом, а второй, когда возле дома Коробочки раз­гуливает свинья с поросятами. Вокруг дома Кирки жили люди, превращенные в зверей, и среди помещиков, живших вокруг Коробочки, есть Бобров и Свиньин.

Но гораздо более ощутимо в поэме присутствие библейских сюжетов. Так, Н. В. Гоголь задумывал в первом томе описать Россию «мертвых душ» — это должно было представлять собой по аналогии с Данте «Ад», а второй и третий тома соот­ветственно «Чистилище» и «Рай». Свой ад Гоголь собирался писать по схеме Данте. Поэтому героев «Мертвых душ» можно поделить по кругам ада. Так, в первом круге ада, Лимбе, сиде­ли праведные язычники, а Гоголь «посадил» туда Манилова. В Манилове прослеживаются некоторые греческие черты, такие как греческие имена детей и «храм уединенного размышле­ния», построенный как портик. Во втором круге находились сладострастники, у Гоголя здесь — Манилов со своей женой, а также Коробочка, которая собиралась почесать пятки Чичико­ву, как своему покойному мужу. В третьем круге Данте помес­тил чревоугодников, которых терзал Цербер, трехголовый пес. Из «Мертвых душ» сюда можно отнести самого Чичикова и Собакевича, а также в какой-то степени Ноздрева, большого любителя выпить. Причем у Ноздрева имелось огромное коли­чество собак, в этом улавливается связь с Цербером. Четвер­тый круг ада был отведен для скупых и растратчиков. В поэме можно найти трех основных героев, которые могли бы сидеть в этом круге: это Собакевич, просивший огромную цену за ниче­го не стоящих мертвых людей, Плюшкин, который из-за своей скупости сам жил, как животное, и крестьян своих обдирал как липки, а также Ноздрев, тратящий деньги на бесполезные вещи и так же легко проигрывающий их в карты. Пятый круг, или Стигийская низина, описывается в «Божественной коме­дии» как место мучений гневных и вялых. К гневным относит­ся Ноздрев, рассердившийся и чуть не убивший Чичикова за то, что он отказался играть с ним в шашки. Ну а к вялым можно отнести его зятя Межуева, который, по словам Гоголя, относится к тем людям, которые, кажется, готовы спорить о чем угодно и ни за что не согласятся плясать под чужую дудку, а кончается тем, что признают все, что отрицали, «и пойдут потом поплясывать под чужую дудку как нельзя лучше». Но в отличие от Данте, у Гоголя четвертый круг опущен ниже пято­го, то есть после Плюшкина начинается подъем к чистилищу. Этот перелом обозначается появлением нехарактерных для других помещиков деталей: во-первых, о Плюшкине автор го­ворит не как о типе людей, а дает как бы краткую биографи­ческую справку. Во-вторых, в плюшкинском поместье появля­ются церкви. И, в-третьих, если у предыдущих помещиков вместо садов были подстриженные вялые кусты или зеленый забор, то у Плюшкина настоящий сад, правда, сильно зарос­ший, а Шекспир говорит: «Душа — это сад, а садовник в нем воля», следовательно, у Плюшкина появляется душа. Поэто­му мы понимаем, что «мертвые души» — это не столько мерт­вые крепостные, сколько сами помещики. И не случайно Н. В. Гоголь хотел провести сквозь все три тома, то есть от ада к раю, только Чичикова и Плюшкина.

После Стигийской низины Данте попадает в город Дит, а Чичиков в город N. Данте встречает демона Флегия, а Чичи­ков — стражника с усами словно на лбу и поэтому похожего на черта, Данте встречает окровавленных Фурий, существ, очень похожих на женщин, а Чичиков — «особенного рода существ, в виде дам в красных шалях и башмачках без чулок...».

Далее по тексту можно обнаружить и другие схожие с библейскими мотивы, такие, как сравнение бала с мушиной суетой, мосты, напоминающие чертей, упоминания Страшно­го суда.

Также следует отметить и наличие других аналогий с го­меровскими произведениями: многие места как будто напи­саны гекзаметром, правда, сплошным текстом, а также вет­вистые сравнения, вроде сравнения головы Собакевича с тыквой, за которые современники называли «Мертвые души» «русской Илиадой». Обо всем этом можно рассуждать бесконечно, но как тяжело сознавать, что мы имеем только первый и часть второго тома, а сколько же еще блистатель­ного текста, уничтоженного автором, было впереди! Но все равно «Мертвые души» — прекраснейшее произведение рус­ской литературы, которое ценят не только русские читатели, но и иностранцы. Не случайно чешский переводчик К. Гавличек-Боровской в предисловии к «Мертвым душам» писал: «Надеюсь, что именно в настоящее время я приобрету благо­дарность нашего общества, познакомивши его с этим замеча­тельным произведением первого русского романиста...»