Если не был бы я поэтом,

То, наверно, был мошенник и вор.

С. Есенин

 

Более 20 лет прошло со дня смерти Владимира Семе­новича Высоцкого. Теперь ясно, что он не только «ос­танется», но будет энергично вмешиваться в жизнь жи­вых.

«В том состоянии, в котором находится народ, ему нужен именно Высоцкий — художник синкретический, впитавший и воплотивший всю сумятицу вкусов в нечто высшее и вместе с тем доступное», — писал известный поэт Д. Самойлов.

Смерть Высоцкого, как сказал Бродский, не только потеря для русской поэзии — это потеря для русского языка. Бард не заимствовал и не «слизывал» — он созда­вал: творил свой мир, свой язык. Несомненно также, что Высоцкий (одним из очень немногих) сумел в самые несвободные времена защитить честь свободного рус­ского слова.

 

Так случилось — мужчины ушли, побросали посевы до срока.

Вот их больше не видно из окон, растворились в до­рожной пыли.

Вытекают из колоса зерна — эти слезы несжатых по­лей, —

И холодные ветры проворно потекли из щелей...

 

Для наиболее проницательных людей талантливость Высоцкого была очевидна. Синявский в 1974 году пи­сал «об индивидуальном, авторском голосе поэта, осме­лившегося запеть от имени живой, а не выдуманной Рос­сии».

 

Я вам мозги не пудрю — уже не тот завод:

В меня стрелял поутру из ружей целый взвод.

За что мне эта злая, нелепая стезя, —

Не то, чтобы не знаю, — рассказывать нельзя.

 

«Поэт после смерти принадлежит всем?» Если — да, то только творчество или вся жизнь? Высоцкий в интер­вью 1974 года говорил: «Да зачем вам факты моей био­графии? Кому это интересно: родился, жил... В моей жизни были другие моменты, которые для меня гораз­до важнее». Теперь нам интересно и важно все — не толь­ко спектакли и фильмы, песни и стихи, но также люди и события, даже мелочи и детали. Он был великим ар­тистом, поэтом, бардом, оттого предполагал некоторую публичность проживания жизни.

 

Мы бдительны — мы тайн не разболтаем, —

Они в надежных жилистых руках,

К тому же этих тайн мы знать не знаем —

Мы умникам секреты доверяем, —

А мы, даст бог, походим в дураках.

 

Правду о Высоцком хочется знать, и она нужна, уж слишком явным было противоречие между трагически­ми стихами и прекраснодушными воспоминаниями. Его жизнь была «невероятной по взлету и высоте полета».

 

Этот день будет первым всегда и везде —

Пробил час, долгожданный серебряный час.

Мы ушли по весенней высокой воде,

Обещанием помнить и ждать заручась.

 

Любое время, а наше особенно, нуждается в правде и подлинности: резко возросла цена «человеческих до­кументов» — писем, дневников, материалов.

А песни-монологи Высоцкого — это живое свидетель­ство поколения, откровенно говорившего с современ­никами и оставлявшего «послания» потомкам. Время это подтвердило. Высоцкий столь же популярен в наши дни, как и в 70-е.

 

От границы мы землю вертели назад

(Было дело сначала).

Но обратно ее закрутил наш комбат,

Оттолкнувшись ногой от Урала.

Не пугайтесь, когда не на месте закат,

Судный день — это сказки для старших,

Просто Землю вращают, куда захотят,

Наши сменные роты на марше.

 

Усилия приблизиться и понять живого Высоцкого не напрасны. Его стихи раскрывают не только безгранич­ный талант Владимира Семеновича, но его отношение к жизни, к тем ее сторонам, которые нравились или от­вергались им. Он не был сторонним наблюдателем, а всегда активным участником своей эпохи.

 

Но запеть-то хочется, лишь бы не мешали,

Хоть бы раз про главное, хоть бы раз — и то!

И кричал со всхрипом я — люди не дышали,

И никто не морщился, право же, никто.

Да зачем же вы тогда все: «вранье» да и «хаянье»?

Я всегда имел в виду мужиков — не дам.

Вы не слушали меня, затаив дыхание.

И теперь ханыжите, — только я не дам.

 

В судьбе Высоцкого, как и в судьбе любого другого большого поэта, есть и тайна, и дар. Тайна остается все­гда, потому что «судьба не настигает людей извне, а рож­дается из глубин самого человека». Но судьба Высоцкого — это дар всем и на все време­на.

 

Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю

Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю...

Что-то воздуху мне мало — ветер пью, туман глотаю,—

Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!

 

Для нашего же поколения Высоцкий — это легенда и вполне живой человек, сумевший заговорить с читате­лями и слушателями на понятном языке, на интересую­щие их темы.