Герой — это тот человек,

который в решительный момент делает то,

что нужно делать в интересах человеческого общества.

Юлиус Фучик

 

Герой, героизм, героическое... Эти слова с дет­ства входят в нашу жизнь, формируя в человеке черты гражданина и патриота. Важная роль в этом процессе принадлежит русской литературе, в кото­рой изображение подвига человека было и остается традиционным еще со времен «Слова о полку Иго-реве» и «Задонщины». В русской литературе XX века подвиг человека оказывается тесно связанным с темой Великой Отечественной войны, ставшей поистине «народной войной» для наших соотече­ственников.

Среди прошедших эту войну было много буду­щих писателей: Ю. Бондарев, В. Быков, В. Закруткин, К. Воробьев, В. Астафьев и др.

Добровольцем Великой Отечественной, прошед­шим ее от начала до конца, стал и Борис Львович Васильев, автор многих книг, посвященных этой святой для каждого теме.

Наибольшей известностью пользуется повесть Б. Васильева «А зори здесь тихие...», в которой с особой проницательностью выражена мысль о несо­вместимости войны с природой человека, тем более женщины, призванной дарить жизнь.

Но мне хотелось бы в своем сочинении обратить­ся к роману Б. Васильева «В списках не значился», который был опубликован в журнале «Юность» в 1974 году.

В центре романа — судьба молодого лейтенанта Ни­колая Плужникова, прибывшего к месту службы — в Брестскую крепость — поздним вечером 21 июня 1941 года, а потому и не успевшего попасть в спи­сок состава гарнизона, но ставшего впоследствии пос­ледним защитником героической крепости.

«В списках не значился» — это история ста­новления героического характера, мужающего в огне войны.

Роман композиционно делится на три части, хро­нологически продолжающих друг друга.

Итак, Коля Плужников прибывает в Брестскую крепость в ночь на 22 июня 1941 года. Он почти еще мальчик, очень наивный и непосредственный. Но в этой наивности заключена, мне кажется, боль­шая правда времени, которое Б. Васильев рисует, избегая и намека на модернизацию, осовременива­ние прошлого в угоду моде, власти и т. п.

Коля искренне уверен, что известное сообще­ние ТАСС, в котором слухи о начале войны назва­ны провокацией, исчерпывает все проблемы: «У нас с Германией договор о ненападении. Слухи о концентрации немецких войск у нашей границы... являются результатом происков англо-французских империалистов». А на вопрос о том, будет ли вой­на, юноша быстро отвечает: «Это будет быстрая война. Самое главное — это решающая мощь Крас­ной Армии. На вражеской территории мы нанесем врагу сокрушительный удар». Нам, людям начала XXI века, знающим о тяжких отступлениях Крас­ной Армии в 1941 году, о страшном харьковском окружении 1942 года, эти слова героя невозможно читать без горькой улыбки.

Но не для того, чтобы посмеяться, Б. Васильев вводит на страницы романа своего Колю Плужни­кова. Это, если хотите, исходный момент в разви­тии героя.

Война резко меняет жизнь и сознание Николая. Ценой тяжких ошибок, познав высокую любовь и низкое предательство, Плужников приходит к по­ниманию того, что от его личного участия зависит многое.

Не сразу удалось пройти Николаю ту «науку не­нависти», о которой писал М. А. Шолохов. Во вто­рой части романа совершается переход героя в но­вое состояние: превращение мальчика в воина, в «товарища командира».

Однако мне кажется, что первая и вторая части являются своеобразной завязкой к третьей части. Вот когда погибли все друзья Плужникова, когда он остается единственным действующим бойцом в занятой, но непобежденной крепости, разворачива­ется основное действие романа. Резко меняется тон и даже ритм повествования, уходят драматические ноты военного сюжета, исчезают описания боевых эпизодов; возникает высокий психологический на­кал, на смену драме приходит высокая, превраща­ющая юношу в Героя трагедия, кульминацией и развязкой которой одновременно становится послед­няя глава романа. Отсюда и торжественность, и осо­бый, значимый смысл каждой фразы.

Непокоренный сын непокоренной родины не чув­ствует себя побежденным. Брестская крепость не пала, а просто истекла кровью, и Плужников — последняя ее капля. Он выше смерти, значит, выше забвения.

Полуживого, голодного Плужникова боятся фа­шисты: «У входа в подвал стоял невероятно худой, уже не имевший возраста человек..., длинные се­дые волосы касались плеч. Он стоял, строго выпря­мившись... и, не отрываясь, смотрел на солнце ос­лепшими глазами. И из этих немигающих, присталь­ных глаз неудержимо текли слезы».

Подвиг Плужникова столь высок, что он пора­жает даже врагов. Когда он шел к санитарной ма­шине, «вдруг немецкий генерал, щелкнув каблука­ми, вскинул руку к козырьку. Солдаты вытянулись и замерли». Но тот, кому отдавали честь враги, уже ничего не видел. Он был выше славы и выше смер­ти. «Он шел гордо и упрямо, как жил, и упал толь­ко тогда, когда дошел».

Невозможно читать без слез эту последнюю гла­ву романа, в которой автор ни разу не назвал своего героя по имени. В начале романа он был для нас Колей Плужниковым, потом «товарищем команди­ром», а прощаемся мы с неизвестным русским сол­датом, чье имя навеки осталось в народной памяти, хотя сам он и в списках не значился.

Я думаю, что тема подвига вечно будет суще­ствовать в русской литературе не только потому, что память о героях не умирает в наших сердцах, но и потому, что в наши дни, к сожалению, вновь погибают девятнадцатилетние ребята, а матери вновь надевают траурные одежды.