Михаил Булгаков — величайший мастер, умеющий пока­зать человеческую душу с самых разных сторон. Видимо, он, как и Гоголь, не верит в то, что душа человеческая не способна воскреснуть, возродиться, и это ясно на примере рома­на «Мастер и Маргарита», где главные герои обретают бес­смертие, воскреснув из мертвых, только Берлиоз уходит в небытие. У Булгакова главный воскреситель — Воланд. Да, он может воскресить душу, может и, наоборот, погубить, ее. Вообще, Воланд в романе предстает перед нами, как дьявол наоборот, ведь хотя его призвание — губить души, он сделал это лишь с Берлиозом и, может быть с Майгелем. Особенно ярко описано воскресение души на балу. Эти люди давным-давно уже умерли, причем наверняка не без содействия само­го Воланда, но каждый год, в полнолуние, они собираются на бал, который устраивает Воланд, воскресивший их, веро­ятно, потому, что они верили в некую философию, некую теорию. Видимо, в основе этой теории лежала идея загроб­ной жизни, когда тело умирает, а душа остается жить. Во­ланд, впрочем, называет их доказательствами совсем другой теории. По его утверждениям Берлиоз всю жизнь исповедо­вал теорию, согласно которой после отрезания головы жизнь в теле прекращается, а душа уходит в небытие. Совершенно очевидно, что симпатии автора здесь не на стороне Берлиоза, впрочем, не на стороне Воланда тоже. Тут М. Булгаков вы­двигает идею, что каждый получает по заслугам, во что верил — то и получишь, как это случилось с Берлиозом.

Души, которые собрались на этом жутком балу, — соседи Воланда, они за свои прегрешения пребывают в аду. Скорее всего, сам Воланд исподволь подсказывал им различные спо­собы отравления и прочих преступлений. Каждый год на этом балу появляются новые лица — Воланд не дремлет, он продолжает умерщвлять души. И собирает их на балу конеч­но же не для того, чтобы доказать Берлиозу правильность своей теории, в которую верит он и его гости, а потому что втайне ему приятно видеть души, которые он погубил, а затем воскресил. На первый взгляд незаметно, чтобы эти люди терпели какие-то муки в аду, как положено грешни­кам, но даже если это и так, то тогда, возможно, Воланд хочет дать им отдых от их страданий. По крайней мере, Фрида, которой каждый день подают платок, напоминаю­щий о ее преступлении, напивается пьяной, и это помогает ей забыть злосчастный белый с синей каемочкой платок.

Совсем к иным выводам приходишь, если поразмыслить над бессмертием Пилата. Как ни странно, но получается, что его бессмертие — своего рода кара. Он две тысячи лет проси­дел на своем каменном кресле на горах и две тысячи лет видел один и тот же сон — муки ужасней не придумать, тем более что сон этот — его самая сокровенная мечта. Он утверждает, что чего-то не договорил тогда, четырнадцатого месяца ниссана, и хочет вернуться назад, пойти по лунной дороге. Освободил его от этой пытки Мастер, улетевший вместе с Воландом в поисках покоя в неведомые дали. А как же тогда пришло к Пилату бессмертие? Оно пришло к нему именно в тот день, когда был казнен Иешуа.

Начинается это все с гемикрании, ужасной болезни, при которой болит, просто раскалывается голова. Прокуратор хотел выпить яд, но Иешуа излечил его. Прокуратор был очарован им и даже собирался отправить его в ссылку, в свою резиденцию, но, прослышав об оскорблении, нанесен­ном великим мира сего, ощутил если не ужас, то страх. «По­неслись короткие, бессвязные и совсем необыкновенные мысли... «Погиб?», потом «Погибли!», и какая-то совсем не­лепая среди них о каком-то бессмертии, долженствующем непременно быть, причем бессмертие вызвало нестерпимую тоску». Он почувствовал это, осознал, что тоска будет его впоследствии тревожить, только не придал своему предчувст­вию серьезного значения поначалу. Бессмертие действитель­но пришло, как только прокуратор осудил Иешуа. Правда, даже тогда еще можно было все изменить, что-то сделать с Синедрионом, устроить Иешуа побег, наконец, но едва про­куратор в третий раз услышал, что Синедрион освобождает Варраввана, все было кончено. Его опять пронзила тоска, и мысль о загадочном бессмертии заставила похолодеть Пила­та, ощутить пронизывающий холод на солнцепеке. По его словам, Иешуа уходил навсегда, ведь прокуратор не знал, что он воскреснет, что он бессмертен, и получилось, что с осуждением Иешуа бессмертие как бы перешло и к Пилату. Пилат отныне был обречен на вечную жизнь, а если человек обречен, то ничего хорошего это не приносит. Хотя беспре­рывный сон на каменном троне нельзя назвать жизнью, это существование — и только. Жизнь началась тогда, когда «Мастер сложил руки рупором и прокричал: «Свободен!», и это уже не обреченность, не нестерпимая тоска, а подлинная радость бытия вместе с Иешуа, который предстает воскрес­шим в конце книги. Бессмертие же Пилата в миг кончилось, об этом говорит Воланд: «Зачем же гнаться по следам того, что уже окончилось?» Пилат будет продолжать жить на свете, там, где Мастер не заслужил право на жизнь.

Мастер и Маргарита — тоже своего рода люди умершие и вновь воскресшие. Азазелло это отрицает, говорит, что они вовсе не мертвы, но в то же время Иванушкин сосед умира­ет, и Иванушка узнает это, когда Мастер приходит к нему попрощаться. Получается, что на свете два Мастера: один, который улетел с Воландом, а другой, который умер в сто во­семнадцатой палате. И Маргариты тоже две, хотя в эпилоге говорится, будто шайка похитила и Мастера, и Маргариту, и ее домработницу Наташу, превратившуюся в ведьму. Именно Азазелло подготовил их к полету с помощью фалернского вина, того самого, которое пил прокуратор. Уже в этом можно усмотреть намек на то, что непростое вино выпивают герои М. Булгакова. Да так оно получается на самом деле, ведь Азазелло сначала отравляет с его помощью Мастера и Маргариту, а потом их же воскрешает. Очевидно, в полет с Воландом нельзя отправляться живым; надо подготовиться, усыпить собственную душу и забыться на время.

Есть в романе и еще один воскресший человек. Это Ива­нушка, названный в эпилоге Иваном Николаевичем Поныревым. Его воскресил Мастер, но не из мертвых, нет, он не так всемогущ для этого — он воскрес душой, он выведен из за­стоя, из апатии, в которой пребывала его душа. Вдруг пере­стал писать бездарные стишки, отринул пошлость, стал обра­зованным человеком с настоящей живой душой, а не с кус­ком воска. И это все — заслуга Мастера.

В конце хочется сказать вот еще о чем: у всех этих людей души — разные, и воскрешены они по-разному и для разных целей. Гости на балу обрели бессмертие — чтобы повеселить­ся, Берлиоз — чтобы уйти в небытие, Мастер и Маргарита — чтобы иметь возможность улететь с Воландом в иные дали, Пилат — получил его себе на муку, а Иванушка — просто обрел себя. Писатель словно убеждает нас, какие бы мы ни были, с дурными наклонностями или благородные по духу, мы тоже можем стать бессмертными и воскреснуть, И это за­висит от нас самих.