Прежде чем проанализировать стихотворение этого поэта, хочу отметить, что смысловое строение стихов у Анненского сложное. Образы «вещного мира», как и фигуры людей, ихголоса, доносящиеся извне, вступают в постоянную пере­кличку с внутренним миром поэта, вызывают в нем глубокие отзвуки, «я» переплетается с «не я», одно из них просвечи­вает сквозь другое, и поэтическое целое создается благодаря лишь этому проникновению. Сложновато, но проще поэзию Анненского и не объяснишь.

Итак, я выбрал стихотворение «Смычок и струны»:

 

Какой тяжелый, темный бред!

Как эти выси мутно-лунны!

Касаться скрипки столько лет

И не узнать при свете струны!

 

Мгновенное впечатление читателя, впервые впитавшего своим воображением эти строки, таково: в мрачной комнате скрипач — со своей скрипкой. На душе печально. Впервые предмет любви, скрипка, в лунном свете, показалась чужой. Столько лет была частью души музыканта, и вдруг... Он, ока­зывается, совсем ее не знал... Она, оказывается, только при­творялась, что они одно целое... Просто была молодость, на­дежды на лучшую жизнь, благодаря его таланту и ее любви к нему. И вот... все рухнуло. Он талантлив, в этом сомненья нет, значит, причина несостоявшегося счастья — в ней, в этой вещице, от которой только и требовалось, что любить, и все... Оказалось, она была все эти годы так же далека от него, как эти мутные небесные светила. Они хороши, когда на душе светло, и моментально тускнеют, если в душе сумрачно...

 

Кому ж нас надо? Кто зажег

Два желтых лика, два унылых...

И вдруг почувствовал смычок,

Что кто-то взял и кто-то слил их.

 

Вторая строфа совершенно неожиданна: оказывается, не музыкант, а смычок выступает в роли лирического героя, а музыкант — лишь сила и воля, которая их свела со скрип­кой. Но так как он (смычок) полностью зависит от воли му­зыканта, то все равно в драме участвуют трое, и всем в дан­ной ситуации одинаково сложно разобраться в чувствах

 

О, как давно! Сквозь эту тьму

Скажи одно: ты та ли, та ли?

И струны ластились к нему,

Звеня, но, ластясь, трепетали.

 

Но здесь явно вопрошает музыкант. Он обращается к скрипке, как бы посредничая между ней и смычком. Он, оставаясь пока в стороне, тем не менее с упреком в голосе кон­статирует факт иных прошлых отношений между смычком и скрипкой. Но читатель уже чувствует еле уловимую лука­винку, ноту превосходства музыканта над смычком и одно­временно — нотку растерянности, потому что музыкант по­нимает свою первостепенность. Значит, и вина за отчужде­ние, по сути, вся на нем.

 

Не правда ль, больше никогда

Мы не расстанемся? Довольно?..

И скрипка отвечала да,

Но сердцу скрипки было больно.

 

Опять я слышу попытки смычка восстановить отноше­ния. Но скрипка понимает, что это зависит не от них, а от музыканта.

 

Смычок все понял, он затих,

А в скрипке эхо все держалось...

И было мукою для них,

Что людям музыкой казалось.

 

Смычок понял то, что скрипка разлюбила его навсегда и что не признается ему в этом лишь из жалости к нему. Он понял также, что всегда его счастье зависело от музыканта, от чужой воли. Он понял, что этот момент рано или поздно должен был наступить, потому что первым разлюбить мог только музыкант, и в тот же миг нелюбовь обрушилась на бедный смычок. Страдания смычка и скрипки усиливаются еще и тем, что музыкант, сближая их, не понимает, что это уже не музыка, а мука двух чужих существ, сводимых про­тив их воли в одно целое. Они вынуждены искать выхода друг у друга, да не в их это силе...

 

Но человек не погасил

До утра свеч... И струны пели...

Лишь солнце их нашло без сил

На черном бархате постели.

 

То, что смычок и скрипка понимают и находят в себе силы принять судьбу, вызывает бурный протест у музыканта. Он не может смириться с таким отчуждением против его воли. Он пытается восстановить, найти музыку прошлого, ту самую... Но тщетно. Лишь физическое бессилие прекращает эти муки.

Музыкант — бог для смычка и скрипки, он не может смириться с таким финалом. А выход лишь один: музыкантдолжен вновь полюбить. Ибо без любви нет ничего — ни Бога, ни человека.

Я сделал монографический разбор стихотворения Анненского, пойдя по ассоциативному пути. Вывод таков: смысло­вая связь между звеньями стихотворения не прерывается, внутренне и внешне все психологические переходы четко мо­тивированы, создано особое эмоциональное напряжение, обу­словленное приведенной житейской ситуацией, ответ на во­прос найден.

Итак, из этого следует, что И. Анненский — поэт боль­шой психологической силы и тонкости. Он не надеется толь­ко на интуицию. У него, как показал разбор стихотворения, идет четкий психологический анализ. Анненский — поэт-ис­следователь, певец и философ «вещного» мира, в котором он ищет нравственный путь к своему подлинному «я».