Михаил Александрович Шолохов был непосредственным участником и свидетелем коллективизации на Дону. Наблю­дая за работой рабочих-путиловцев Баюкова и Плоткина, он сумел впоследствии создать правдивый характер посланца партии, двадцатипятитысячника Семена Давыдова. За плеча­ми у Давыдова суровая школа жизни: отца за участие в заба­стовках ссылают в Сибирь, еще мальчонкой Семен идет рабо­тать на завод. «И белье сестренкам стирать, и штопать, и обед готовить, и на завод бегать» — все должен был делать подро­сток, когда невыносимая нужда свела в могилу мать. Он про­шел флотскую службу, воевал в гражданскую войну, затем опять работал слесарем на Путиловском. Оттуда по путевке партии пошел «поднимать деревню». Давыдов все время по­мнит, что он — рабочий, старается не уронить высокую честь пролетариата, «держать на высочайшем уровне». Большой школой явилась для него гражданская война, в ней закали­лись его стойкость и мужество. «Не из такого мы — больше­вики — теста, чтобы из нас кто-нибудь мог фигуры делать! Ме­ня в гражданскую юнкера били, да и то ничего не выбили! — заявляет он на собрании после «бабьего бунта».

Давыдов отличается прямотой, честностью, цельностью натуры. Он тверд и принципиален в отстаивании интересов народа. Выслушав историю Тита Бородина, Давыдов отвечает: «Чего ты нам жалостные рассказы преподносишь? Был парти­зан — честь ему за это, кулаком стал, врагом сделался — раз­давить! Какие могут быть разговоры?» На выкрики и угрозы неизвестных злопыхателей Семен отвечает резко и решитель­но. Он не боится смерти, за дело партии готов идти до конца: «...я за свою партию, за дело рабочих всю свою кровь отдам!»

Давыдов не очень грамотен, учиться ему не пришлось, но он усердно читает политическую литературу, настойчиво ста­рается разобраться в общественной жизни, в этом ему помога­ет классовое чутье.

Нелегко было Давыдову — потомственному рабочему, ни­когда не занимавшемуся сельским хозяйством,— руководить колхозом нелегко было человеку, выросшему среди искрен­них друзей, понять сложную и противоречивую душу крестья­нина. Хутор с его тайнами человеческих душ был для Давыдо­ва «сложным мотором новой конструкции», в котором ему обязательно надо было разобраться, и только большевистская настойчивость помогла ему в этом. Горячее сердце и интуиция трудящегося человека, восполняя недостаток опыта, подска­зывали ему правильное поведение. Во время «бабьего бунта» Давыдов, посмеиваясь вначале, а потом еле сдерживая ярость, увещевает развоевавшихся женщин.

«—Гражданочки! Дорогие мои ухажерочки! Вы хоть пал­ками-то не бейте — упрашивал он, пощипывая ближайших баб, а сам нагибал голову и через силу улыбался...

— Бабушка! Тебе помирать пора, а ты дерешься,— пытал­ся отшучиваться Давыдов». »

Постепенно Давыдов приобретает опыт хозяйственного ру­ководителя, он умеет поднять массы и повести их за собой. Когда в бригаде Любишкина плохо шла пахота, ранее не ви­давший плуга Давыдов научился пахать и организовал социа­листическое соревнование.

Отдавая работе все время и силы, Семен не сумел устроить свою личную жизнь. Простой и бесхитростный, он легко попал в сети, расставленные практичной Лушкой, наивно надеясь: «Вовлеку ее в общественную работу, упрошу или заставлю за­няться самообразованием». Иначе сложились отношения с Ва­рей Харламовой, он полюбил эту чистую и открытую душу.

Погиб Давыдов так же геройски, как и жил. Излишняя осторожность была не в его характере. «Безумство храбрых — вот мудрость жизни!» — эти слова из «Песни о Соколе» Горь­кого можно в полной мере отнести к Семену Давыдову, жив­шему и отдавшему самое дорогое за счастье народа. Давыдова можно признавать или не признавать героем, но не уважать невозможно.