Распалась связь времен…

В. Шекспир

 

В одной из книг, посвященных творчеству А. П. Чехова, я прочитала о том, что образ Гамлета помогал ему многое понять в облике его современ­ников. Литературоведы много внимания уделили этому вопросу, я же отмечу то, что поразило меня в пьесе «Вишневый сад», этой «лебединой песне» ве­ликого драматурга: подобно принцу датскому, ге­рои Чехова ощущают свою затерянность в мире, горькое одиночество. На мой взгляд, это относится ко всем персонажам пьесы, но прежде всего — к Раневской и Гаеву, прежним хозяевам вишневого сада, оказавшимся «лишними» людьми и в собствен­ном доме, и в жизни. В чем же причина этого? Мне кажется, что каждый герой пьесы «Вишневый сад» ищет жизненную опору. Для Гаева и Раневской ею является прошлое, которое опорой быть не может. Никогда Любовь Андреевна не поймет своей доче­ри, но ведь и Аня никогда не осознает по-настояще­му драму матери. Лопахин, который горячо любит Любовь Андреевну, никогда не сможет понять ее пренебрежительного отношения к «практической стороне жизни», но ведь и Раневская не желает пустить его в мир своих чувств: «Милый мой, про­стите, вы ничего не понимаете». Все это несет в пье­се особый драматизм. «Старая женщина, ничего в настоящем, все в прошлом», — так характеризовал Раневскую Чехов в своем письме Станиславскому.

Что же в прошлом? Молодость, семейная жизнь, цветущий вишневый сад — все это кончилось. Умер муж, имение пришло в упадок, возникла новая му­чительная страсть. А затем случилось непоправи­мое: погиб сын Гриша. Для Раневской чувство ут­раты соединилось с чувством вины. Она бежит из дома, от воспоминаний, то есть пытается отказать­ся от прошлого. Однако нового счастья не получи­лось. И Раневская делает новый шаг. Она возвра­щается домой, рвет телеграмму от своего любовни­ка: с Парижем кончено! Однако это всего лишь еще одно возвращение к прошлому: к своей боли, к тос­ке, к своему вишневому саду. Но дома, где ее пре­данно ждали пять «парижских лет», она чужая. Все ее за что-то осуждают: за легкомыслие, за любовь к негодяю, за монету, отданную нищему.

В перечне действующих лиц Раневская обозна­чена одним словом: «помещица». Но эта помещица никогда не умела управлять своим поместьем, не смогла спасти любимый вишневый сад от гибели. Роль помещицы «отыграна».

Но ведь Раневская еще является и матерью. Од­нако эта роль также в прошлом: Аня уходит в но­вую жизнь, где нет места Любови Андреевне, даже серенькая Варя сумела устроиться по-своему.

Вернувшись, чтобы остаться навсегда, Раневская лишь завершает свою прошлую жизнь. Все ее на­дежды на то, что дома она будет счастлива («Видит Бог, я люблю родину, люблю нежно, я не смогла смотреть из вагона, все плакала»), что будет снят «с плеч... тяжелый камень», напрасны. Возвращения не состоялось: в России она лишняя. Ни поколение современных «деловых людей», ни романтическая молодежь, вся устремленная в будущее, не могут понять ее. Возвращение в Париж — пусть мнимое, но все же спасение, хотя это возвращение в еще одно прошлое. А в любимом вишневом саду Раневской стучит топор!

Гаев является еще одним персонажем, которого можно отнести к категории «лишних людей». Лео­нид Андреевич, человек немолодой, большую часть жизни уже проживший, похож на состарившегося мальчика. Но ведь сохранить юную душу мечтают все люди! Почему же Гаев порой раздражает? Дело в том, что он попросту инфантилен. Не юность с ее романтикой и мятежностью сохранил он, а беспо­мощность, поверхностность.

Звук бильярдных шаров, подобно любимой иг­рушке, может мгновенно излечить его душу («Дуп­летом... желтого в середину...»).

Кто же является настоящим хозяином жизни в этом мире?

В отличие от прежних обладателей вишневого сада, чьи чувства устремлены в прошлое, Лопахин — весь в настоящем. «Хам», — однозначно характеризует его Гаев. По мнению Пети, у Лопахина «тонкая и нежная душа», а «пальцы, как у артиста». Инте­ресно, что оба правы. И в этой правоте заключен парадокс образа Лопахина.

«Мужик мужиком», несмотря на все богатство, которое он заработал потом и кровью, Лопахин не­прерывно работает, находится в постоянной дело­вой горячке. Прошлое («Мой папаша был мужик.., меня не учил, а только бил спьяна...») отзывается в нем дурацкими словечками, неуместными шутка­ми, засыпанием над книгой.

Но Лопахин искренен и добр. Он заботится о Гаевых, предлагая им проект спасения от разорения.

Но именно здесь и завязывается драматический конфликт, который заключается не в классовом антагонизме, а в культуре чувств. Произнося слова «снести», «вырубить», «почистить», Лопахин даже не представляет, в какой эмоциональный шок по­вергает он своих бывших благодетелей.

Чем активнее Лопахин действует, тем глубже ста­новится пропасть между ним и Раневской, для кото­рой продажа сада означает смерть: «Если уж так нуж­но продавать, то продавайте и меня с садом». А в Лопахине нарастает чувство какой-то обделенности, непонятости.

Вспомним, как ярко проявляются прежние и но­вые хозяева жизни в третьем действии пьесы. В го­род, на торги, уехали Лопахин и Гаев. А в доме весе­лье! Играет маленький оркестр, но платить музы­кантам нечем. Решается судьба героев, а Шарлотта показывает фокусы. Но вот появляется Лопахин, и под горький плач Раневской слышатся его слова: «Я купил!.. Пускай все, как я желаю!.. За все могу за­платить!...». «Хозяин жизни» мгновенно превраща­ется в хама, который кичится своим богатством.

Лопахин делал все, чтобы спасти хозяев вишневого сада, но у него не хватило элементарного душевного такта поберечь их достоинство: ведь он так торопился очистить от «прошлого» площадку для «настоящего».

Но торжество Лопахина кратковременно, и вот уже в его монологе слышится иное: «О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь».

Вот и закончилась жизнь вишневого сада под «звук лопнувшей струны, замирающий и печаль­ный», и началось бессмертие «грустной комедии» великого русского драматурга, волнующей сердца читателей и зрителей вот уже сто лет.