Ведь это не купец в пошлом смысле этого слова. Надо сие понимать.

А. П. Чехов

 

При создании пьесы «Вишневый сад» А. П. Чехов большое внимание уделял образу Лопахина как одному из центральных образов комедии. В раскрытии авторского замысла, в решении основного конфликта именно Лопахину принадлежит очень важная роль.

Лопахин необычен и странен; он вызывал и вызывает не­доумение многих литературоведов. В самом деле, чеховский персонаж не укладывается в рамки обычной схемы: грубый, необразованный купец уничтожает красоту, не задумываясь над тем, что он делает, заботясь лишь о своих прибылях. Си­туация для того времени типичная не только в литературе, но и в жизни. Однако, если хоть на мгновение представить себе Лопахина таковым, рушится вся тщательно продуманная сис­тема чеховских образов. Жизнь сложнее всяких схем, и потому предложенная ситуация отнюдь не может быть чеховской.

В среде русского купечества появились люди, явно не со­ответствовавшие традиционному понятию о купцах. Двойст­венность, противоречивость, внутренняя неустойчивость этих людей ярко переданы Чеховым в образе Лопахина. Противо­речивость Лопахина особенно остра потому, что положение чрезвычайно двойственно.

Ермолай Лопахин — сын и внук крепостного. Ему в память до конца жизни, наверное, врезалась фраза, сказанная Ранев­ской избитому отцом мальчику: «Не плачь, мужичок, до свадь­бы заживет...» Он ощущает на себе словно несмываемое кледмо от этих слов: «Мужичок... Отец мой, правда, мужик был, а я вот в белой жилетке, желтых башмаках... а если подумать и разобраться, то мужик мужиком...» Лопахин глубоко страдает от этой двойственности. Он уничтожает вишневый сад не толь­ко ради наживы, да и не столько ради нее. Была другая при­чина, гораздо важнее первой — месть за прошлое. Он уничто­жает сад, прекрасно сознавая, что это — «имение, лучше ко­торого ничего нет в мире». И все же Лопахин надеется убить память, которая против воли всегда показывает ему, что он, Ермолай Лопахин, — «мужик», а разорившиеся владельцы вишневого сада — «господа».

Всеми силами Лопахин стремится стереть грань, отделяю­щую его от «господ». Он единственный, кто появляется на сцене с книгой. Хотя потом он и признается, что ничего в ней не понял.

У Лопахина есть своя социальная утопия. Он очень серьез­но рассматривает дачников как огромную силу в историческом процессе, призванную стереть эту самую грань между «мужи­ком» и «господами». Лопахину кажется, что, уничтожая виш­невый сад, он приближает лучшее будущее.

В Лопахине есть черты хищного зверя. Но деньги и власть, приобретенная вместе с ними («За все могу заплатить!»), ка­лечили не только таких людей, каким был Лопахин. На торгах в нем просыпается хищник, и Лопахин оказывается во власти купеческого азарта. И именно в азарте он оказывается вла­дельцем вишневого сада. И он вырубает этот сад еще до отъезда его прежних владельцев, не обращая внимания на настойчивые просьбы Ани и самой Раневской.

Но трагедия Лопахина в том, что он не осознает собствен­ного «звериного» начала. Между его помыслами и действи­тельными поступками лежит глубочайшая пропасть. В нем живут и борются два человека: один — «с тонкой, нежной душой»; другой — «хищный зверь».

К моему величайшему сожалению, победителем чаще всего оказывается хищник. Однако очень многое в Лопахине при­влекает. Удивляет и оглушает его монолог: «Господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизон­ты, и, живя тут, мы сами должны быть по-настоящему вели­канами...»

Да полно! Лопахин ли это?! Не случайно Раневская пыта­ется понизить пафос Лопахина, спустить его «с небес на землю». Такой «мужичок» удивляет и пугает ее. Лопахину свойственны взлеты и падения. Его речь может быть удиви­тельна, эмоциональна. И тут же — срывы, провалы, свиде­тельствующие, что о подлинной культурности Лопахина гово­рить не приходится («Всякому безобразию есть свое прили­чие.!»).

У Лопахина есть стремление, настоящая и искренняя жажда духовности. Он не может жить только в мире барышей и чистогана. Но как жить иначе, ему тоже неизвестно. Отсюда и его глубочайший трагизм, его надорванность, странное соче­тание грубости и мягкости, невоспитанности и интеллигент­ности. Трагизм Лопахина особенно отчетливо виден в его мо­нологе в конце третьего действия. Особенного внимания заслу­живают авторские ремарки. Сначала Лопахин ведет совершен­но деловой рассказ о ходе торгов, он откровенно радуется, даже гордится своей покупкой, потом сам же конфузится... Он лас­ково улыбается после ухода Вари, нежен с Раневской, горько-ироничен к самому себе...

«О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь...» И тут же: «Идет новый помещик, владелец вишневого сада! За все могу заплатить!»

Да полно, за все ли?

Поймет ли Лопахин когда-нибудь всю свою вину перед заколоченным в доме Фирсом, перед уничтоженным вишне­вым садом, перед родиной?

Лопахин не может быть ни «нежной душой», ни «хищным зверем». В нем одновременно уживаются эти два противоре­чивых качества. Будущее не сулит ему ничего доброго именно в силу его двойственности и противоречивости.