В литературе немало произведений, в которых «соседству­ют» миры реальный и фантастический. Это и «Илиада» Гоме­ра, и «Божественная комедия» Данте, и романтические бал­лады Жуковского. Появление реализма (двадцатые годы XIX века) практически вывело из употребления данный прием. Тем более важным стало появление романа «Мастер и Маргарита» с его уникальной пространственно-временной структурой — троемирием.

Подобная концепция не является изобретением Булгакова. О существовании мнимого мира говорится, например, в книге" П. Флоренского «Мнимости в геометрии», также в ней сфор­мулирована идея о троичности бытия. Но автор «Мастера и Маргариты» полемизирует с ученым, так как последний трак­товал Сатану как «обезьяну Бога», а мнимый мир населен си­лами Света.

Философское обоснование рассматриваемой концепции да­ется в трудах Г. Сковороды.

Итак, структура романа строится по принципу существо­вания трех миров: земного, библейского и вечного. Послед­ний — связующее звено между первыми двумя, он помогает обнаружить сходство между встречей на Патриарших прудах и допросом Иешуа Га-Ноцри — эти события произошли в один и тот же день календарного года.

Между мирами существует и композиционная связь, в ро­мане они переплетаются. «Древние» главы вводятся по-разно­му: как рассказ Воланда и сопровождающее его видение, как сон Ивана Бездомного и как отрывок из романа Мастера. Эти главы выделены и стилистически: в них появляется размерен­ный ритм повествования, вновь приходящая гибкость речи создает ощущение реальности происходящего.

Существуют в романе ситуации, повторяющиеся во всех трех мирах, — таким образом Булгаков стремился сделать связь времен очевидной. Легко прослеживаются совпадения в описании погоды (гроза в Ершалаиме и в Москве). Зачастую это — прямые реминисценции: «Тьма <...> накрыла ненави­димый прокуратором город. Исчезли висячие мосты <...> опус­тилась с неба бездна <...>». Пропал Ершалаим — великий город, как будто вовсе не существовал на свете». Это пейзаж начала 25-й главы. И конец 29-й главы: «...Эта тьма, пришед­шая с запада, накрыла громадный город. Исчезли мосты, двор­цы. Все пропало, как будто этого никогда не было на свете».

Также повторяется образ мраморной лестницы: она при­сутствует и в древних главах, и на балу у сатаны.

Интересен и образ толпы, который возникает во время казни Иешуа, на балу и в очереди в варьете.

Связь времен выявляет и знаменитая фраза «...Пятый про­куратор Иудеи, всадник Понтий Пилат». Она же завершает повествование в различных мирах: библейском — в главе 26, вечном — в главе 32 и в московском — в эпилоге.

Каждый из этих миров имеет также свои временные осо­бенности: в первом действие продолжается один день (одно из трех единств классицизма; в третьем — с вечера среды до ве­чера субботы). Что касается потустороннего мира, то в нем время останавливается и не движется (например, бал у сатаны). К слову, именно таким образом в романе решается проблема греха Маргариты: она совершила его за пределами времени, и ее душа осталась незапятнанной, следовательно, ее поступок безвреден и прощается.

Маргарита — уникальный персонаж и в системе образов, структура которой продиктована концепцией троемирия. Герои, существующие в разных «измерениях», но сведенные одной проблемой, объединяются автором в триады. Маргарита является исключением в этой системе. Она — собирательный образ, и основные ее качества — любовь и сострадание — при­сутствуют во всех мирах. Поэтому у нее нет двойников, она — монада. Особняком стоят персонажи Мастера и Иешуа, объ­единенные проблемой творчества. Их сближает то, что по на­туре они не борцы, наличие трагедии непонимания; можно говорить и о существовании «Голгофы творчества» для обоих персонажей.

Однако истинное разрешение проблема творчества получа­ет не в системе образов, а в троемирий. Булгаков утверждает, что все великие произведения перемещаются в вечность (сход­ные идеи выдвигали А. Ахматова и Б. Пастернак) и настоящее признание подлинному художнику будет дано за пределами человеческой жизни, что и иллюстрирует финал романа.

В связи с этим становится очевидным контрастное проти­вопоставление двух миров. Необходимо отметить, что автор использует прием обновления фантастического попадания из вечности в Москву, Воланд и его свита приобретают бытовые черты. С другой стороны, при переходе из обычного мира в ирреальный обнажается сущность человека. Используется прием гротеска (превращение Николая Ивановича в борова). Таким образом, миры связаны: жизнь героя начинается в ре­альности и перемещается в фантастическую область (традиция Гоголя), причем его судьба зависит от деяний в обычном мире.

Булгаков освещает еще один аспект соединения миров: де­градацию душевной природы человека (об этом писали Бунин и Достоевский); то, что было трагичным в древности, стало фарсом в реальности.

Автор утверждает, что граница между вечностью и насто­ящим призрачна. Образы героев проецируются в вечность, но попадают туда лишь самые достойные из них: Иешуа, Понтий Пилат, Левий Матвей. Иными словами, в фантастической части романа дается условное разрешение образов.

Некоторые предметные детали «кочуют» из одной части произведения в другую: вино, поле Левия Матвея. Постоянен и мотив, объединяющий любовь и убийство: гибель Иуды и встреча Мастера и Маргариты («Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!»).

Думается, что в концепции троемирия связующей является также проблема добра и зла. «Древние» главы показывают, что добро для одного человека могло бы обернуться злом для остальных. В московской части изображена обратная ситуация (к сожалению, подобный уже был одним из основных в про­грамме советского правительства). А между этими мирами — вечность — единственное место, где Мастер и Маргарита обре­ли покой, где две тысячи лун страдал пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат.