Чехов относится к таким мастерам художественного слова, чьи произведения воспринимаются и принимаются по-разному. Чехов «нормален» — в хорошем смысле этого слова. В его произведениях нет ни предельного накала чувств, ни катастрофического отчаяния, ни боли, поглощаю­щей все. Его герои встречаются, разговаривают, ходят, зани­маются пустяками, страдают... Страдают? Да. Но эти страда­ния, заключенные где-то внутри, спрятанные за разговорами о градусниках и о погоде, будучи перенесенными в другое время или в другие — экстремальные — обстоятельства, может быть, выльются в настоящую трагедию.

А пока эта неразвившаяся трагедия живет внутри, она

спрятана, не доведена до крайней черты. Люди не в силах носить ее в себе, распыляют свою боль на мелочи и незначи­тельности. Поэтому очень часто в рассказах и пьесах Чехова люди существуют со своей бесприютностью и душевным над­ломом в каком-то футляре. В себе. Вокруг них — мир, состо­ящий из таких же закупоренных людей.

И это футлярное существование (я говорю о понятии «футляр» в более широком смысле) заставляет людей плыть по течению жизни. Но за этим футляром прячется мучитель­ное одиночество, непонятность, ненужность, открывается вся эта страдающая и измученная душа.

В рассказе А. П. Чехова «Дама с собачкой» происходит постепенное расфутляривание человека, обретение истинного смысла жизни. С банальной истории — курортного рома­на — начинается настоящая, великая и хрупкая любовь.

Гуров, главный герой, внешне благополучен: у него есть и семья, и работа, да и сам жив-здоров. Но все это не жизнь — жалкое подобие, блеклое отражение истинной жизни в кри­вом зеркале повседневности. Любовь возвращает человека в мир духовности.

На курорте встречаются два человека, жизнь которых скучна и нелепа. Их первый разговор — тоже о скуке. Их семьи только по названию могут считаться семьями: Анна Сергеевна вышла замуж из любопытства, мужа своего прези­рает, называя лакеем; Гуров не любит свою жену, считает ее церемонной и недалекой, давно ей изменяет. Любовь преоб­ражает их обоих: она открывает перед ними иное измерение, заставляет жить в полную силу, а не механически.

Гуров, полюбив, начинает осознавать красоту окружающе­го мира: когда они сидели на скамейке, «подошел какой-то человек — должно быть, сторож, — посмотрел на них и ушел. Эта подробность показалась такой таинственной и тоже кра­сивой». А как контрастирует описание ялтинского пейзажа с описанием размеренной и монотонной жизни в Москве!

Вернувшись в Москву, Гуров думал, что забудет об Анне Сергеевне, как забывал о других женщинах. Но он уже силь­но любил ее, сам того не осознавая, — в нем проснулась душа. И эта душа, наполненная живительным чувством, не могла мириться с безобразием, существующим вокруг. Гуров обнаруживает вдруг, что совсем одинок, что не с кем ему по­делиться своими переживаниями, что с людьми можно пого­ворить только на тему «осетрины с душком». И тогда его ох­ватывает отчаяние: «Какие дикие нравы, какие лица! Что за бестолковые ночи, какие неинтересные дни!» Гурова мучит мысль о несовершенстве мира, о несовершенстве самого человека: мысленно он возвращается к событиям в Ялте, ему ка­жется, что там он был лучше, чище... Все самое светлое в жизни связано с его любовью. Почему-то, мечтая о новой жизни, люди представляют ее иной, сверхъестественной, яркой. Они связывают наступление счастья с избавлением от всего того, к чему мы так привыкли. Может быть, поэтому некоторые люди не понимают творчества Чехова, считая лю­бовь в его произведениях неистинной, обычной. Но Чехов в высшей степени правдив — суета будет всегда вокруг нас. Другое дело — как мы к ней сами будем относиться.

Для Гурова «эта маленькая женщина, ничем не замеча­тельная, с вульгарною лорнеткой в руках...» стала единствен­ной целью жизни, самым дорогим человеком. Как это непохо­же на него, считавшего женщин «низшей расой»! А еще у меня долго не укладывалось в голове: «с вульгарною лорнеткой в руках...» и это огромное настоящее чувство. Чехов специально несколько снижает образ героини; он не идеализирует, не де­лает из нее богини — это самая обыкновенная женщина. Пото­му что любовь — это не то абстрактное туманное облако, за­ставляющее горько и безудержно вздыхать. Это реальное чув­ство к реальному человеку. И именно такая любовь, возникаю­щая независимо, спонтанно, облагораживает человека, стано­вится целью его жизни. В конце рассказа будущее героев неяс­но. Гуров и Анна Сергеевна надеются, что скоро «начнется новая, прекрасная жизнь». Но они понимают также, что «до конца еще далеко-далеко и что самое сложное и трудное толь­ко еще начинается». То есть самое главное не то, что будет дальше, а то, что есть сейчас, — любовь. И лучше, любя, не быть уверенным в завтрашнем дне, чем совершенно точно знать, что будет завтра, послезавтра, через неделю, через две...