Мне бы хотелось написать об Антоне Павловиче Че­хове, потому что это один из самых любимых моих пи­сателей. Это был удивительно светлый, образованный и умный человек. Мне нравятся не только его рассказы, на­полненные добротой, теплом, иногда юмором, очень прав­дивые и гуманистические, но и прежде всего сам писатель.

Его отец был крепостным. Сам Чехов сказал: «Во мне течет мужицкая кровь». Антона Павловича можно на­звать интеллигентным «выходцем из народа».

Говоря о Чехове, нужно непременно сказать о той эпохе, в которую жил писатель.

После отмены крепостного права в 1861 году насту­пила, как сказал Ф. М. Достоевский, «эпоха перехода ко всему лучшему», пробудившая в русском обществе боль­шие надежды и ожидания. К 1881 году, откуда и начина­ется чеховское время, отошла в прошлое пора револю­ционной демократии и революционного народниче­ства.

Были изданы, прочитаны и перечитаны все основ­ные романы И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, Н. Лескова, Л. Н. Толстого, отшумели журналистские споры о них.

В марте 1881 года был убит Александр П.

Тут начинаются гонения на литературу, которая в гла­зах российской интеллигенции всегда была единствен­ной трибуной общественного сознания, интеллектуаль­ной и личной свободы.

Эту длившуюся примерно до середины 90-х годов по­лосу русской истории называли «сумеречной и хмурой».

Мысли о «безвременье» в основном одолевали «не­рвное» поколение, распространялись в тех кругах, где собиралась элита того времени, люди, считавшие себя наиболее утонченными знатоками и ценителями искус­ства. Чехов же всегда недоумевал: «Какой же я песси­мист? Какой же я хмурый человек?», хотя у него есть сборники с заглавиями «В сумерках» и «Хмурые люди».

До 1880 года никто бы не назвал А. П. Чехова «влас­телином душ». Более того, он считался юмористом, а юмор — вовсе не в духе той поры, поры декаданса.

В 80-е годы бурно развивалась наука, но лишь немно­гие — и среди них Чехов — видели, что жизнь стреми­тельно менялась и что назад уже нет пути.

Можно, пожалуй, сказать, что Чехов всю жизнь, по сути, писал об одном и том же, впрочем, стоит при этом вспомнить, что это самое «одно и то же» постепенно менялось, пока он писал.

Достоверность и точность — вот качества, высоко ценимые Чеховым, он просто не мог позволить себе не­значительных отступлений от жизненной правды в ли­тературных произведениях. А. П. Чехов всегда подчер кивал необходимость самой тесной органической свя­зи литературы с жизнью. «Художественная литература потому и называется художественной, что рисует жизнь такой, какова она есть на самом деле. Ее назначение — правда, безусловная и четкая».

Именно этот художественный принцип, то есть по­каз жизни «такою, какова она есть», мне очень нравит­ся. Писатель не преувеличивает и не преуменьшает важ­ности того, о чем пишет, читатель же верит ему и дове­ряет. Правда Чехова не груба, не натужна, она отража­ет саму жизнь, хотя та порой бывает и неприглядной, и грустной.

Мне кажется, проблема, которую затрагивает А. П. Чехов в «маленькой трилогии», куда входят три расска­за «Человек в футляре», «Крыжовник» и «О любви», бу­дет всегда актуальной. Чехов предостерегает нас от обы­вательства, от житейской пошлости, которые в самых разных проявлениях встречаются на каждом шагу. Очень просто, незаметно для себя человек может начать жить в футляре собственных предрассудков, перестав думать и размышлять, искать и сомневаться. Очень опас­но жить «футлярной» жизнью. Отказ от общественных идеалов ведет к духовному и моральному опустошению, к падению. Эта тема затрагивается и в других рассказах писателя: в «Ионыче», в «Доме с мезонином».

Все три рассказа «маленькой трилогии» объединены темой «футлярного» человека. В них рассказывается о людях, боящихся действительности. Нельзя поддавать­ся влиянию своих надуманных Идей и догм, нельзя пол­ностью подчиняться им, теряя человеческий облик. Иначе следование идее превращается в манию.

В первом рассказе, «Человек в футляре», образ глав­ного героя явно утрирован — это гротеск. Нам показан человек, ведущий самый настоящий «футлярный» образ жизни. Беликов, учитель греческого языка, «замечате­лен был тем, что всегда, даже в очень хорошую погоду, выходил в калошах и с зонтиком и непременно в теплом пальто на вате. И зонтик у него был в чехле, и часы в чехле из серой замши...» Он носил темные очки, фу­файку, одним словом, был надежно упрятан в эдакий «многослойный» футляр. В то же время можно сказать, что вся душная жизнь старой России является футляром. «Нет, больше жить так невозможно!» — эта фраза клю­чевая в решении проблемы. Нельзя поддаваться обыва­тельской жизни, забывая об истинных целях существо­вания. Именно об этом идет речь в рассказе «Крыжов­ник». Здесь проблема духовной опустошенности завуа­лирована. Да, главный герой имеет цель в жизни — ку­пить имение на природе, и чтобы там обязательно рос крыжовник. Сидеть в канцелярии и гнуть спину на бо­лее важных чиновников — это тоже ужасно! Но очень скоро становится ясно, во что выливается безвинное желание Чимши-Тималайского. Чехов заранее относит­ся скептически к плану своего героя. Он не пробуждает в читателях ни жалости, ни сочувствия, ни симпатии. Мы начинаем понимать, что на первый взгляд невин­ная мечта этого мелкого чиновника — это его будущий футляр. Ведь по мере ее осуществления он становится все хуже и хуже, почти теряет человеческий облик. Ради того, чтобы достать денег, он женится на пожилой вдо­ве, сводит ее в могилу, экономя на всем, даже на еде. И наконец, покупает какое-то жалкое именьице. Да и сам герой больше похож на откормленную свинью, так как «деньги, как водка, делают человека чудаком». Достиг­нув своей цели, герой вроде доволен, он посадил свой заветный крыжовник и больше ему ничего не нужно. Но если бы у него была возможность, он, очевидно, заса­дил бы крыжовником, пусть даже горьким, весь земной шар. Это убого и пошло. Герой становится читателю неприятен. Его нельзя назвать духовным человеком, но таким его сделала глупая мечта. Значит, мечта мечте рознь? В «Крыжовнике» изображен собственник, поте­рявший себя в погоне за маленькой, ничтожной целью. Образ Чимши-Гималайского стал нарицательным, символизирующим сытое обывательское счастье. Ведь ему, кроме крыжовника, ничего больше не нужно. Чехов под­черкивает: «Надо, чтобы за дверью каждого довольно­го, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчаст­ные...» Человек, достигший материального блага, не должен забывать о других людях, не должен становить­ся эгоистом. И вряд ли на клочке земли можно вопло­тить все свои мечты. «Человеку нужно не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особен­ности своего свободного духа». Именно к этому призы­вает Чехов читателя.

Третий рассказ цикла, посвященный все той же «фут­лярной теме», обличает ужасный и всепожирающий мир собственности человека, талант, любовь. Человек перестает быть индивидуальностью, становится серым и бесцветным. Окружающая среда может погубить че­ловека, стать его футляром. А в жизни необходимо сво­еобразие. В одном из своих рассказов Чехов показыва­ет двух людей, полюбивших друг друга. Но они боятся своих чувств, так как она замужем. А он боялся разру­шить семейное «счастье», которого не было. Он не хо­тел делать несчастным мужа, очень хорошего, но серо­го человека, и детей. Так герой и ходил в течение не­скольких лет в гости к возлюбленной, но даже словом не обмолвился о своей любви. И только при прощании навсегда произошло признание. Тут только возлюблен­ные поняли, что они потеряли. Ведь они упустили жизнь, счастье, которое было так возможно. Общество, окружающее их, создало футляр, в котором они жили. «Со жгучей болью в сердце я понял, как ненужно, как мелко и как обманчиво было все то, что нам мешало любить. Я понял, что когда любишь, то в своих рассуж­дениях об. этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или доб­родетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе». Становится жалко героя, работящего, умного человека, который так и не был счастлив, испугавшись сделать несчастными других. Не нужно забывать о веч­ных ценностях: любви, верности, дружбе. Не надо бо­яться совершить поступок!

Вот так, как бы с трех сторон раскрывает Чехов эту проблему. Он обличает таких людей, как ЧимшаТима-лайский, Беликов, и всех тех, кто столь легко подпада­ет под чужое влияние, кто зависим от догм и норм, при­нятых в обществе. В «маленькой трагедии» проявились все особенности творческой зрелости писателя: умение сконцентрировать внимание на самом характерном, са­тирически заострить образ, усилить контрастность. Тут следует также упомянуть исчерпывающую полноту ха­рактеристики при предельном лаконизме, оригиналь­ность композиции, удивительную цельность повество­вания, несмотря на наличие трех рассказчиков, от ко­торых мы узнаем, например, обо всех этих «людях в футляре», яркость бытовых деталей и, наконец, ни с чем не сравнимую чеховскую стилистику. Речь его героев всегда удивительно красива и в то же время до наивнос­ти проста, и это усиливает своеобразие речевых харак­теристик всех его персонажей. Недаром Куприн сказал: «Чехов более, чем кто-либо, показал всю гибкость, кра­соту, изящество и разнообразие русского языка». Да, А. П. Чехов идеален во всем: в выборе проблематики, в рас­крытии тем, в использовании языковых богатств. За что я и люблю этого писателя.