«Человек —это звучит гордо...»

М. Горький

 

Эпиграфом к моему сочинению стали слова М. Горького. А сама я, для начала, сказала бы скромнее: «Человек — это часть живой природы». Конечно, очень особенная часть. Что же делает человека особенным? Мне кажется, бесспорная истина: «Я мыслю, значит, я существую».

Н. Г. Чернышевский в романе «Что делать?» обращался в первую очередь к разуму своих читателей, несмотря на то что сюжет там построен на чувствах. Интересна судьба этого произведения. С момента выхода в свет одна группа людей несла его как священное знамя, а другая, не менее торжествен­но, плевала в его сторону. Но и те, и другие, и сам автор при­своили роману статус политического манифеста. Такое уж было время. Россия второй половины девятнадцатого века бурлила от избытка социальных и политических проблем. В поисках их разрешения активно развивалось обществен­ное сознание. Литература, конечно же, не могла оставаться в стороне. Писатели становились публицистами, а революци­онеры — писателями. Все смешивалось, и в результате мы получили богатое, многогранное и насыщенное идеями лите­ратурное наследство. С тех пор прошло полтора века. Коли­чество проблем и конфликтов в нашем обществе не умень­шилось, но «за древностию лет» я осмелюсь поговорить о «разумных эгоистах» Н. Г. Чернышевского без политической подсказки.

«Разумными эгоистами» в романе «Что делать?» являют­ся следующие персонажи: Лопухов, Кирсанов, Вера Павлов­на, Мерцаловы и другие из примыкающего к ним кружка «но­вых» людей. Чернышевский описывает их очень подробно. Вначале обобщенная характеристика: «Все резко выдающие­ся черты их — черты не индивидуумов, а типа... Каждый из них — человек отважный, не колеблющийся, не отступаю­щий, умеющий взяться за дело... это одна сторона их свойств; с другой стороны, каждый из них человек безукоризненной честности, такой, что даже и не приходит в голову вопрос: "Можно ли положиться на этого человека во всем безуслов­но?" Это ясно, как то, что он дышит грудью; пока дышит эта грудь, она горяча и неизменна, — смело кладите на нее свою голову, на ней можно отдохнуть». Не знаю, как другим, а мне уже нравятся эти люди. Но закрадывается сомнение: неуже­ли все-все так одинаково хороши? Автор поясняет: «Тут есть всякие люди: и сибариты, и аскеты, и суровые, и нежные, и всякие, всякие». — «Так, значит, всякие,— думаю я. — Зна­чит, недостатки у них имеются. Хорошо, это делает их живее. Но в чем же тогда особенность? А вот в том самом "разумном эгоизме"». Попробую расшифровать. Сказать я — эгоист — все равно, что сказать: я люблю себя. А герой романа может добавить: я люблю себя разумно! На деле это выглядит при­мерно так: у меня есть недостаток; мне надо с ним мучительно бороться; и я это сделаю, но не потому, что мой недостаток мешает кому-то другому; я исправляюсь потому, что это бу­дет выгодно мне. «Эгоисты и материалисты, ведь они всё делают, собственно, в удовольствие себе. По кирсановской тео­рии, это и не мучительно, а даже приятно; ведь чем труднее дело, тем больше радуешься (по самолюбию) своей сие и ловкости, исполняя его удачно.» Кому-то это покажется слишком идеалистичным подходом, но лично я согласна с тем, что, совершая благое дело для кого-то, не стоит прини­мать за это благодарность. В противном случае теряется смысл этого дела. Как написал в своей статье «Мыслящий пролета­риат» Д. И. Писарев: «...в жизни новых людей не существует разногласия между влечением и нравственным долгом; меж­ду эгоизмом и человеколюбием».

Мы, конечно, хорошо знаем, что такое эгоизм в общепри­нятом смысле этого слова, и часто встречаем в жизни пред­ставителей данного сословия. Мягко выражаясь, они ни у кого из нас не вызывают симпатии. Герои Чернышевского, наобо­рот, внушают доверие своими поступками, и читателю хо­чется попробовать жить так же: «Они, видишь ли, высшее свое наслаждение находят в том, чтобы люди, которых они уважают, думали о них как о благородных людях, и для этого, государь мой, они... придумывают всякие штуки не менее усердно, чем ты для своих целей, только цели-то у вас различные... ты придумываешь дрянные, вредные для других, а они придумывают честные, полезные для других».

Верочка говорила: «Я хочу делать только то, чего буду хотеть, и пусть другие делают так же». Но что же случится, если желания двух людей войдут в противоречие? Уверяю вас, что «разумный эгоист» откажется от исполнения своего желания и объяснит это не благородством, но личной выго­дой. В мою голову сейчас закралась курьезная мысль: а не был ли писатель Николай Гаврилович Чернышевский первым русским врачом-психоаналитиком? Ведь чем они сейчас занимаются? Учат человека сначала полюбить самого себя. После этого вас не смогут не полюбить другие, и после этого вы гармонично впишетесь в окружающую действитель­ность. Может быть, не зря доктор Кирсанов занимался имен­но темой нервных и психических болезней?

А если говорить серьезно, я тоже, как Н. Г. Чернышевский, верю в существование «разумных эгоистов» и хочу, чтобы их становилось больше. К сожалению, поверить в то, что все человечество будет состоять из таких людей, я не могу. Это, конечно, утопия. Но есть в романе «Что делать?» строки, ко­торые звучат одновременно и как героический эпос, и как пророчество: «И не останется их на сцене? — Нет. — Как же будет без них? — Плохо. Но после них все-таки будет лучше, чем до них. И пройдут года, и скажут люди: "После них стало лучше; но все-таки осталось плохо". И когда скажут это, зна­чит, пришло время возродиться этому типу, и он возродится в более многочисленных людях, в лучших формах, потому что тогда всего хорошего будет больше и все хорошее будет лучше...»

Я хочу дожить до этого времени.

А вы?