Ф. И. Тютчев, несомненно, великий трагический поэт. Его раздумья о мире, жизни, человеке глубоки и зачастую горес­тны. Мотивы безысходного отчаяния, страдания и одиноче­ства не исчерпывают, конечно, всего творчества поэта, но за­нимают в нем значительное место.

Поэт стремится, прежде всего, показать мир человечес­кой души, осознать, есть ли какой-то смысл в существова­нии. В лирике Тютчева часто встречается противопоставле­ние «вечного» и «мгновенного», всегда возрождающейся природы и короткой человеческой жизни. Поэт не как фило­софское, умозрительное понятие, а как реальность воспри­нимает Бесконечность, Вечность. В этой Вечности жизнь че­ловеческая — лишь короткая вспышка.

Это парадоксально, но одновременно с ничтожностью ин­дивидуального бытия Тютчев ощущает и его колоссальность: «Я, царь земли, прирос к земле», «По высям творенья, как Бог, я шагал...» Подобная раздвоенность вообще свойственна поэту. Для него у каждого поэтического понятия есть изнан­ка: гармония — хаос, любовь — смерть, вера — безверие. Че­ловек всегда находится между небом и землей, между днем и ночью, «на пороге двойного бытия». Душа — всегда «жилица двух миров».

Может быть, это восприятие личности на грани «двух миров» и объясняет пристрастие Тютчева к образу сна, сновидения, где человек как никогда приближается к грани­це двух разных жизней. Сон в восприятии поэта тоже нео­днозначен. С одной стороны — это некая форма существова­ния, близкая к хаосу (частый образ у Тютчева). В одном из стихотворений Сон — близнец Смерти. С другой стороны, сон может быть и «благодатным», и «волшебным», и «мла­денчески-прекрасным».

«Двойственность» Тютчева ярко проявилась в стихотво­рении «Сон на море». Он пишет:

 

...Я, сонный, был предан всей прихоти волн.

Две беспредельности были во мне,

И мной своевольно играли оне.

 

И в том же стихотворении:

 

По высям творенья, как Бог, я шагал,

И мир подо мною недвижный сиял.

 

Все эти образы-символы не только говорят о существова­нии человека на границе сна и яви, покоя и бури, но также показывают ту огромную роль, которую человек играет в мироздании. Странное сочетание, так свойственное Тютче­ву: он подчинен «прихоти волн» и в то же время «шагает по высям творенья».

Тютчев никогда не уставал говорить о том, что человек — часть природы, ее неотделимая частица. В то же время, осо­бенно в раннем творчестве, он замечал, что у человека суще­ствует потребность уйти от толпы, уединиться в себе:

 

Лишь жить в себе самом умей —

Есть целый мир в душе твоей...

 

Этот мотив снова звучит в стихотворении «Душа моя — Элизиум теней...» Душа чуждается «живой жизни», толпы, она живет своими воспоминаниями. Хотя так происходит, но это вовсе не благо для поэта. Напротив, он стремится имен­но к «живой жизни» (особенно в ранней лирике):

 

Нет, моего к тебе пристрастъя

Я скрыть не в силах, мать-земля!

 

Если ранней лирике Тютчева свойственно противопо­ставление мироздания и отдельного человека (огромной ска­лы и крошечной песчинки), то позже поэт «спускается на греш­ную землю», зачастую не ограничиваясь умозрительными рассуждениями, а прослеживая человеческую судьбу. Начи­нает проясняться своеобразная жизненная философия: чем труднее, обреченнее живет человек, тем сильнее любит он землю. Обреченность, мучения, порой даже смерть, сосед­ствуют с неизбывной любовью к миру. Сияющий мир во всем великолепии появляется у него даже в трагичнейшем стихо­творении о любви «Весь день она лежала в забытьи...» Жен­щина (любимая женщина) лежит на смертном одре, а за ок­ном продолжается жизнь.

Для Тютчева характерны размышления о смерти, о горес­тях, о безрадостности человеческого удела, о слезах:

 

Слезы людские, о слезы людские,

Льетесь вы ранней и поздней порой...

 

Вся поэзия Тютчева пронизана трагизмом одинокого су­ществования, раздвоенностью души, неверием, часто — отча­янием. Но вместе с тем у позднего Тютчева все чаще звучит мотив непокорности судьбе, жажды борьбы, вне которой жизнь теряет свое оправдание:

 

Мужайтесь, о други, боритесь прилежно,

Хоть бой и неравен, борьба безнадежна!

 

Да, борьба безнадежна, но бороться надо! В этом, может быть, единственный смысл бытия.

Контраст лирики Тютчева заключен, с одной стороны, в его упоении жизнью, ощущении радости, неповторимости бытия, с другой — в осознании скоротечности жизни, в вос­приятии ее как чего-то призрачного, «тени от дыма» (даже не дыма, только тени!). Эти противоречия и составляют жиз­ненную философию поэта, два взгляда на жизнь сливаются в единое восприятие действительности.

Тютчев всегда пытался определить смысл бытия. Чем стар­ше он становился (в поэтическом и человеческом отношении), тем чаще он связывал с человеком образ борьбы, «отчаян­ного» боя. Поначалу человек для Тютчева — лишь часть огромного мироздания, крохотная щепка на волнах океана, странник, гонимый неутоленной тоской. Позже поэта на­чинает тревожить сознание «бесполезности» жизни. Затем, уже у позднего Тютчева, возникает уверенность в необхо­димости боя человека с судьбой. Бой этот неравный, «ро­ковой», но он неизбежен, потому что, может быть, только он и оправдывает жизнь человека, крохотной крупицы ми­роздания.