В моем воображении с детства возникла какая-то уди­вительная, своеобразная галерея любимых образов. Сначала это были герои сказок: русских, немецких, французских, ирландских. Я восхищался отважным Ива­ном-царевичем, Алладином, смелым и добрым рыцарем Гансом из Кельна.

Потом герои Жюля Верна, Майн Рида, Купера... Тог­да они казались мне образцами сильных, настоящих муж­чин. Да и сейчас, перелистывая эти книги, я испыты­ваю зависть и какую-то неясную тоску, хотя и знаю, что в большинстве своем это вымысел, что в действитель­ности все было проще и грубее.

Потом я восхищался героями Джека Лондона, Гри­на, Островского, Войнич. Удивительный и неповтори­мый Артур Грэй, капитан всех морей, подаривший де­вушке счастье; Тиррей Девенат, мужественно прошед­ший своей дорогой страданий; Мартин Идеи с его же­лезным упорством; герои Тургенева...

Все они не похожи друг на друга, да это, впрочем, и естественно: яркие, могучие индивидуальности всегда неповторимы, своеобразны, всегда резко отличаются. И однако, в чем-то они родственны. В чем? Конечно, общей формулировки дать нельзя, но все они сходятся в одном. Смелость, воля, мужество, трудолюбие — все эти черты нормальный умный человек может вырабо­тать в себе, это еще не все. В героях, которые стали лю­бимыми у молодежи, есть какая-то неповторимая по­этичность, любовь к людям (не к отвлеченному поня­тию человечества, а к живым обычным людям, с кото­рыми ты встречаешься в повседневной жизни), мяг­кость, деликатность, талант (именно талант, а не уме­ние) чистой возвышенной любви. Все эти качества в соединении с отвагой, решимостью и предприимчиво­стью создают то обаяние полноценного, яркого чело­века, о котором мечтаешь в юности. И вот Базаров...

Извините за слишком долгое вступление, но я думаю, что, не раскрывая тех качеств, которыми должен обла­дать положительный, нет, крылатый, идеальный герой, нельзя решить, кто такой Базаров.

В сущности, формулировка не совсем точная: разве люди делятся только на положительных и отрицатель­ных? Конечно, нет. Базарова нельзя поставить на одну доску с Марком Волоховым из романа Гончарова «Об­рыв». В Евгении можно найти множество качеств, ко­торыми следует восхищаться, но все же, читая роман, нельзя отделаться от мысли о какой-то ущербности, не­полноценности героя, его обреченности. Это имеет свои объяснения.

Среди тургеневских героев Базаров выглядит чужа­ком, невозможно найти никого, сколько-нибудь напоми­нающего железного нигилиста. Неистовый фантазер Рудин, умный, добрый, мягкий Лаврецкий, мужествен­ный и целеустремленный, но в то же время удивитель­но обаятельный и поэтичный Инсаров. И вдруг этот че­ловек, его резкие категоричные суждения, его грубость, высокомерные манеры и его воля, железная, несгибае­мая, могущественная воля, которая может сокрушить все на своем пути, его фанатичная верность своим идеалам.

Базаров — это не тургеневская фигура: писатель сам боялся своего героя, боялся и восхищался в то же вре­мя. По-видимому, несмотря на его утверждение, что про­тотипом образа нигилиста послужил не Добролюбов, а некий врач Д. (странно, что Тургенев не назвал фами­лию полностью, а начальная буква Д. подходит к фами­лии Добролюбова), в Базарове отразился именно пос­ледний.

Добролюбова Тургенев боялся, ему был неприятен этот семинарист, его твердость, резкость, непримири­мость, даже то, что сюртук у него был застегнут на все пуговицы, как у плебея. И в то же время восхищался им. Стремился убедить себя, что его неприязнь — это не классовое чувство, что Белинский тоже разночинец, однако был очень обаятельным, но тут же с горечью сознавал, что в нем, в самом Тургеневе, нет таких черт, которыми обладал Добролюбов. Это странное, проти­воречивое отношение сохранилось и в романе.

Тургеневу были чужды базаровские идеи, он не знал подлинной деятельности этих нигилистов, да к тому же и цензура... Базаров дан вне своего дела, мы его видим лишь с одной стороны. Он очень категоричен, порой даже до кичливости, он не желает прислушиваться к чу­жому мнению. Он груб и резок и нисколько не стесня­ется в своих оценках. Павел Петрович для него — «арха­ическое явление». Николай Петрович — «человек от­ставной, его песенка спета». Выслушав историю о ро­мантическом увлечении Павла Петровича, он бросает пренебрежительно: «На своем молоке обжегся — на чу­жую воду дует». У него никогда не возникает желания вдуматься в чужую жизнь, понять ее, посочувствовать.

Он говорит, что будет уважать лишь того, кто не спа­сует перед ним, человека более сильного, все осталь­ные — это слабые «божьи коровки». Но ведь это в корне неверно: перед напором грубости мягкий и деликатный человек всегда теряется. Грубость — это не сила. Однако Базаровым нельзя не восхищаться. Он гово­рит, что не желает зависеть от времени — пусть время зависит от него. Это человек, который сам, без чьей-либо помощи, получил образование и воспитал себя. Он поразительно работоспособен: все время, которое про­вел у Кирсановых, Евгений Васильевич был занят де­лом.

Он мужествен: во время дуэли с Павлом Петровичем вел себя так, что даже его противник вынужден был при­знать, что «господин Базаров вел себя отлично». Он горд, не может принять милостыню Одинцовой: жа­лость — это не для него. Ему можно в отдельных случаях подражать. Но все очарование рассеивается, когда вспо­минаешь его отношение к родителям, снисходительный тон в разговорах с отцом, необыкновенно добрым и ми­лым человеком, его молчание, всегда пугавшее мать, ко­торая души не чаяла в своем Енюше. А отъезд из дома, глубоко ранивший душу отца и матери... Нет, все это вряд ли говорит за Базарова.

Это высокомерное отношение к людям особенно проявляется в отношениях с Ситниковым, которым- он помыкает, как собачонкой. Ведь даже если кто-то стоит ниже тебя по способностям, уму и воле, разве можно презирать его за это? А если человек этот в восторге от тебя, твоих речей, то пренебрегать им, бескорыстно верящим в тебя, просто подло!

И опять роковая странность противоречивого харак­тера Базарова проявляется в картине его гибели, где он показывает образец мужества. Сколько благородства и презрения к смерти слышим мы в его последнем моно­логе! Но, читая последние главы романа, как будто чув­ствуем обреченность героя, неизбежность его гибели. Тургенев не мог показать, как живет и действует его ге­рой, и показал, как он умирает. Весь пафос романа зак­лючается в этом.

Базаров — это сильная, яркая личность, им можно по-своему восхищаться, но он не идеал, он не может стать в один ряд с Оводом, Грэем, Мартином Иденом. Ему не хватает обаяния, поэтичности, которую он, кстати ска­зать, отрицал. Может быть, в этом повинно время, ког­да нужны были сильные отрицатели (человек все-таки зависит от своей эпохи), но Базаров не может быть пу­теводной звездой для юности.