В художественном мироощущении И. С. Тургенева огром­ную роль сыграла школа немецкой классической философии, которую он прошел в период учебы в Берлинском университе­те. Шеллинг и Гегель дали русской молодежи 1830-х годов целостное воззрение на жизнь природы и общества.

На философскую мысль Западной Европы Россия отзыва­лась жизнью и судьбой. Она взваливала на себя тяжелое бремя практической реализации самых отвлеченных мечтаний чело­вечества.

В согласии с русскими традициями юный Тургенев и его друзья в Берлине, в кружке Станкевича, говорили о преиму­ществах народного представительства в государстве, о том, что «масса русского народа остается в крепостной зависимости и потому не может пользоваться не только государственными, но и общечеловеческими правами... И потому прежде всего надлежит желать избавления народа от крепостной зависимос­ти и распространения в среде его умственного развития». При этом Станкевич взял со всех «торжественное обещание» в рас­пространении образования в России. Вероятно, это «торжест­венное обещание» и вспомнил Тургенев, называя его своей «аннибаловой клятвой».

В январе 1847 года в журнале «Современник» был опуб­ликован очерк из народного быта «Хорь и Калиныч», который неожиданно для автора и некоторых членов редакции имел большой успех у читателей.

В двух крестьянских характерах Тургенев представил глав­ные силы нации. Практичный Хорь и поэтичный Калиныч — крепостные, зависимые люди, но рабство не превратило их в рабов; духовно они богаче и свободнее жалких полутыкиных.

Вдохновленный успехом, Тургенев пишет другие рассказы. Вслед за «Хорем и Калинычем» они печатаются в «Современ­нике». А в 1852 году «Записки охотника» впервые выходят отдельным изданием.

В этой книге Иван Сергеевич выступал как зрелый мастер народного рассказа, здесь определился своеобразный антикре­постнический пафос книги, заключавшийся в изображении сильных, мужественных и ярких народных индивидуальнос­тей, существование которых превращало крепостное право в позор и унижение России, в общественное явление, несовмес­тимое с нравственным достоинством русского человека.

Большую роль играет тургеневский рассказчик как объединяющее начало книги. Он — охотник, а охотничья страсть, по Тургеневу, вообще свойственна русскому человеку; «дайте мужику ружье, хоть веревками связанное, да горсточку поро­ху, и пойдет он бродить... по болотам да по лесам, с утра до вечера». На этой общей для барина и мужика основе и завя­зывается в книге Тургенева особый, открытый характер взаи­моотношений рассказчика с людьми из народа.

Повествование от лица охотника освобождает Тургенева от одностороннего, профессионального взгляда на мир. В книге сохраняется непреднамеренная простота устной речи. Автор­ские творческие усилия в ней остаются незаметными, возни­кает иллюзия, что это сама жизнь являет нам яркие народные характеры, изумительные картины природы.

В «Записках охотника» изображается Россия провинци­альная, но Тургенев занавес провинциальной сцены широко раздвигает, видно, что творится там, за кулисами, в России государственной.

Первоначально книга включала в свой состав 22 очерка. В 1874 году писатель дополнил ее тремя произведениями: «Конец Чертопханова», «Живыемощи» и «Стучит», помещен­ными одно за другим перед заключительным очерком «Лес и степь».

Постепенно, от очерка к очерку, от рассказа к рассказу, нарастает в книге мысль о несообразности и нелепости кре­постнического уклада. Любой иностранный выходец чувство­вал себя в России свободнее русского крестьянина. Например, в рассказе «Однодворец Овсянников» француз Лежень превра­щается в дворянина. Особенно поражает образ Степушки из «Малиновой воды». Тургенев показывает в этом рассказе дра­матические последствия крепостнических отношений, их раз­вращающее воздействие на психологию народа. Человек при­выкает к противоестественному порядку вещей, начинает счи­тать его нормой жизни и перестает возмущаться своим поло­жением: «То под забором Степушка сидит и редьку гложет». В этом же рассказе показаны барское равнодушие, черствость, тупость по отношению к крестьянину Власу, который, потеряв сына, пешком идет в Москву и просит барина сбавить ему оброк. Но вместо сочувствия барин прогнал бедного Власа. Рассказ о бессмысленной встрече с барином неспроста приводит Степушку в возбужденное состояние, несмотря на то что он очень забит, безответен и робок. В истории Власа он нашел, по-видимому, повторение своей горемычной судьбы. В Степуш-ке неожиданно прорывается чуткость к чужому страданию.

Дружелюбие, сострадание, живой талант взаимопонима­ния, острая до боли человечность, воспитанная в народе жиз­нью, — эти качества привлекают автора «Записок...» в русской жизни. Примечателен в этом плане рассказ «Смерть». Русские люди умирают удивительно, ибо и в час последнего испытания думают не о себе, а о других, о ближних.

Максим: «Простите мне, ребята, коли в чем...» Старушка помещица: «Она приложилась, засунула было руку под подуш­ку и испустила последний вздох» (хотела дать целковый свя­щеннику за свою собственную отходную).

В «Записках охотника» мы наблюдаем музыкальную ода­ренность русского народа. Калиныч поет, а трезвый деловитый Хорь ему подтягивает, в «Певцах» от песни Якова веяло чем-то родным и необозримо широким... Песня сближает людей, сквозь отдельные судьбы она ведет к судьбе общерусской.

Одним словом, Тургенев — реалист. Он показывает, как пение Якова действует на души окружающих, как этот порыв сменяется духовной депрессией.

Нельзя не заметить острой наблюдательности писателя за тончайшими деталями человеческой души, огромной напря­женной духовной работы в изображении человеческих судеб, характеров в связи с любовью ко всему живому, к «Добру и Красоте», которая коренится не только в природной мягкости характера Тургенева.

Художественная целостность «Записок охотника» как еди­ной книги поддерживается также искусством тургеневской композиции. Необычайно чуткий ко всему сиюминутному, умеющий уловить прекрасный момент жизни, Тургенев был также свободен от всего личного и эгоистичного. «Наше время, — говорил он, — требует уловить современность...» Все его произведения не только попадали в «настоящий момент» общественной жизни России, но одновременно его опережали. Беспристрастная, неэгоистическая любовь к жизни позволяла ему быть пророком. В своих произведениях он постоянно за­бегает вперед.

Характер помещика Полутыкина Тургенев набрасывает легкими штрихами. Походя, сообщает о его пристрастии к французской кухне и о другой праздной затее — барской кон­торе. Автор говорит мимоходом о Полутыкине неспроста: так пуст этот помещик по сравнению с полнокровными характе­рами крестьян. К сожалению, полутыкинская стихия отнюдь не случайна и не безобидна. Французские пристрастия Турге­нев воскресит в более значительном образе помещика Пеночкина.

Единство книги создается путем сложных сцеплений между отдельными ее героями. Сходны, например, портретные характеристики поэтически одаренных героев. В изображении живой души русского народа Тургенев идет по восходящей лестнице добра, правды и красоты. Художественная связь ге­роев сопровождается родственным им пейзажным мотивом. Читая «Записки охотника», ощущаем, что Тургенев долго и пристально всматривается в образ природы, прежде чем она «явит» перед ним человека.

Основная мысль «Записок охотника» заключается в тур­геневской концепции русского национального характера: не­доверие к бурным страстям и порывам, мудрое спокойствие, сдержанное проявление духовных и физических сил. «Траги­ческую судьбу племени» Тургенев видел в гражданской незре­лости народа, рожденной веками крепостного права. России нужны просвещенные и честные люди, исторические деятели, призванные просветить «немую» Русь.

Прошло 180 лет со дня рождения Ивана Сергеевича Тур­генева, но и в наше время финансовых кризисов, проживания за чертой бедности большей части россиян также нелегко вос­питать в народе чувство гражданского самосознания. Жизнь нашей страны представляет сплошную цепь драматических несообразностей. Однако вселяют надежду слова Тургенева о русском языке, сказанные им еще 116 лет назад:

«Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что соверша­ется дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»