...Своих царей великих поминают

За их труды, за славу, за добро -

А за грехи, за темные деянъя

Спасителя смиренна умоляют.

А. С. Пушкин

 

Почти до самого последнего времени для меня писа­тель Алексей Николаевич Толстой ассоциировался толь­ко со сказкой «Золотой ключик». Лишь недавно я узнал, что он автор романов о революции и гражданской вой­не, о русской эмиграции. Книга ж его об императоре Петре I произвела на меня самое сильное впечатление.

В четвертом классе на уроке истории я впервые ус­лышал об этом царе. Запомнилось, что он выиграл вой­ну у шведов, отобрал прибалтийские земли и построил новую столицу Петербург. В шестом классе запечатлел­ся величавый образ полководца, созданный Пушкиным. В восьмом почему-то (уже и не помню) мы прошлись по параграфам, посвященным Петру, очень бегло.

И так бы и остались у меня об этом великом челове­ке самые отрывочные впечатления, если бы не роман

Толстого. Образ Петра I поразил меня своей силой. Она чувствуется во всем: в росте, в физической мощи, в раз­махе чувств, в работе и разгуле.

Конечно, по современным меркам, это дикарь. Ведь он своими руками пытает и казнит, бьет приближенных (хотя и за дело!), непомерно пьет, устраивает дикие за­бавы. Но ведь и время было дикое! А он сумел вытащить из него Россию, сделать ее передовой державой, при­вить культуру дворянам. Сегодня, когда наша страна все больше отстает от других, особенно задумываешься: «Что же это за человек такой, что сумел повернуть на другую дорогу все царство?»

Писатель почти не дает развернутых описаний вне­шности царя, рисуя его как бы мазками. Вот Петр — юно­ша: «У Петра все шире округлялись глаза от любопыт­ства. Но он молчал, сжав маленький рот. Почему-то ка­залось, что если он вылезет на берег, — длиннорукий, длинный, — Лефорт засмеется над ним». А вот в зрелые годы после взятия Нарвы: «Петр стремительно вошел в сводчатую рыцарскую залу в замке... Он казался выше ростом, спина была вытянута, грудь шумно дышала...» И лишь глазами иностранца писатель дает развернутое его описание: «Это — человек высокого роста, статный, крепкого телосложения, подвижный и ловкий. Лицо у него круглое, со строгим выражением, брови темные, волосы короткие, кудрявые и темноватые. На нем был саржевый кафтан, красная рубашка и войлочная шля­па». Толстой часто подчеркивает нервность натуры царя: дрожащие ноздри, выкатившиеся глаза, дергаю­щаяся в гневе голова, пропущенные буквы во время письма, когда он торопится, пропущенные слова, ког­да, «горячась, он начинал говорить неразборчиво, зах­лебывался торопливостью, точно хотел сказать много больше того, чем было слов на языке».

Петр всегда торопился, потому что с ранней юности понял, что перед ним стоит великая задача: сделать Рос­сию такой же культурной, богатой и сильной, как европейские государства. Ночи порой царь проводит без сна, думая: «Удивить-то он удивил, а что ж из того? Ка­кой была — сонной, нищей, непроворотной, такой и ле­жит Россия. Какой там стыд! Стыд у богатых, у силь­ных... А тут непонятно, какими силами растолкать лю­дей, продрать им глаза...» И тут же мыслит, как человек далекой нам и страшной в своем варварстве эпохи: «Указ, что ли, какой-нибудь издать страшный? Переве­шать, перепороть...» И он порол, вешал, стриг бороды, гнал людей на каторжные непосильные работы. Все это так, надо помнить, какой ценой дался России выход в Европу. Но ведь и до Петра пороли и вешали... А он, хотя, по словам Пушкина, и писал указы, точно кнутом, действовал во благо державы.

Петр Алексеевич понял также, что надо учиться всем и ему в первую голову. С наивностью он говорит немец­кой принцессе: «Знаю четырнадцать ремесел, но еще плохо, за этим сюда приехал... У вас королями быть — разлюбезное дело... А ведь мне, мамаша, мне нужно сна­чала самому плотничать научиться».

Самая поразительная черта характера, которая удив­ляла и иностранцев, и своих, это то, что Петр не гну­шался иметь дело с простыми, «подлыми» людьми. Мало того, ради дела ему не зазорно было подчиняться ремес­ленникам, которые называли его запросто по имени. Один иностранец записывал в дневнике, что русский царь после работы посещает невзрачную портовую хар­чевню, где, сидя за кружкой, курит трубку и весело бесе­дует с самыми неотесанными людьми и смеется их шут­кам, не заботясь о почтении к себе. Разумеется, простые люди очень ценили царское внимание и многое готовы были сделать ради него. И все же царская порода в нем сказывается постоянно, недаром приближенные так боятся его гнева или приказа. Тот же иностранец запи­сал, что некий человек посмотрел как-то на улице весь­ма дерзко царю в глаза, словно перед ним было что-то забавное и удивительное. За это царь сильно ударил его рукой по лицу так, что тот, пристыженный, убежал.

Петр учился не только ремеслам, но и наукам, искус­ствам, особенно военному делу. Знал он и несколько ино­странных языков, лично экзаменуя людей, посланных за границу. Недаром Пушкин писал о нем: «То академик, то герой, то мореплаватель, то плотник...»

Почти все его царствование прошло в войнах. Сами преобразования служили, прежде всего, для достижения победы над Швецией. Каков же Петр в бою? Толстой показывает нам, что этот герой не стремится, подобно Карлу XII , постоянно подчеркивать свою храбрость. После поражения под Нарвой царь уезжает, не боясь, что его обвинят в трусости. Он выше этого. В этот пе­риод особенно наглядно проявляется характернейшая его черта: неудачи и трудности не только не могут зас­тавить его изменить цели, но побуждают еще решитель­нее бороться за ее осуществление. «Конфузия — урок добрый... — говорит он, узнав о разгроме русской армии, для создания которой положил чуть ли не десять лет жизни. — Славы не ищем... И еще десять раз разобьют, потом уж мы одолеем...» Но неоднократно мы видим Петра и в самой гуще сражения, когда он считает это необходимым.

А. Толстой в конце романа подчеркивает, что Петр считал войну делом тяжелым и трудным, будничной страдой кровавой, нуждой государственной, противопо­ставляя его шведскому королю, который воюет ради славы. Противопоставление это видно и в полководчес­ких дарованиях обоих монархов: талантливый Карл, ув­леченный победами, в конце концов терпит поражение от Петра, для которого победа и судьба своей державы неразделимы.

Было бы смешным пытаться дать полную характери­стику Петра Великого. Алексей Николаевич Толстой не сумел этого сделать за всю жизнь, оставив роман нео­конченным. Но мы знаем, что в первую четверть XVIII века император пережил славу победы под Полтавой, на море, мира с побежденным врагом, возвышения Рос­сии.

Многое в Петре непонятно и неприятно нам сегод­ня. Но главное: любовь к стране и умение учиться у других — не можем не ценить...