Из всех героев «Капитанской дочки» реально существова­ли только Пугачев со своими сподвижниками и государыня Екатерина. Благодаря мемуарной форме повествования изо­бражение этих персонажей снижено, лишено тех стереоти­пов, с помощью которых часто изображают «великих людей». Читатель не видит ни великих полководцев, ни знаменитых государственных деятелей, он видит живых людей; нет здесь героических баталий, более того, описания их по возможности опускаются, как, например, опущен авторский рассказ об осаде Оренбурга.

Многие события, описанные в романе, не имели решаю­щего значения для истории, но, несмотря на это, можно го­ворить о героях Пушкина как о подлинно великих людях. Главный герой романа, от лица которого ведется рассказ, с самого начала воспринимается не очень серьезно. Незамыс­ловатая биография этого молодого барина-недоросля не дает возможности увидеть в нем больших человеческих досто­инств, тем более величия. А первые серьезные потрясения в его жизни нарисованы все-таки довольно комически. Напри­мер, описание его дуэли со Швабриным совершенно соответ­ствует эпиграфу к этой главе: «Ин изволь и стань же в пози­туру. Посмотришь, проколю как я твою натуру!»

Смешно на первый взгляд и окружение Гринева в Бело-горской крепости (не говоря, уже о ней самой — деревушке, обнесенной частоколом).

Комичны и девка Палашка, торжественно несущая арес­тованные шпаги на хранение в чулан, и Марья Ивановна, па­дающая без чувств, услышав, как Иван Кузмич вздумал па­лить из пушки на именины Василисы Егоровны, и просто­душный комендант, находящийся под каблуком своей жены, обучающий «солдатушек» бесполезной для них строевой науке, и хитроумная Василиса Егоровна, которая так ловко выведала у Ивана Игнатьича тайну о пугачевском восстании. Да и Иван Игнатьич особыми заслугами не отличается, вот разве что нитки умеет держать при сматывании их в клубки. Жизнь в Белогорской крепости проста и спокойна — до поры до времени.

Но разительно изменяются и сразу становятся серьезнее, глубже, сложнее образы героев при приближении опасности. «Барское дитя» — Гринев исполнен решимости защищать любой ценой свою возлюбленную от опасности; Василиса Егоровна, прекрасно сознавая всю серьезность положения («в животе и смерти бог волен»), не соглашается оставить мужа и схорониться за каменными стенами Оренбурга. Труд­но предположить, чтобы кто-нибудь из обитателей Белогор­ской крепости всерьез рассчитывал на ее неприступность. Любому здравомыслящему человеку было понятно, что кре­пость не имела большого стратегического значения, что обо­ронять ее было бесполезно. Но Иван Кузмич не сдается сразу на милость победителя, а будет отстреливаться из пушки, даже попытается поднять своих «солдатушек» нанести хоть какой-нибудь удар по врагу, что означало верную гибель гар­низона. У Мироновых или у Ивана Игнатьича не может воз­никнуть даже мысли об измене присяге. И эта невозмож­ность поступиться своими моральными принципами, вер­ность долгу делает из этих незаметных и полукомических персонажей настоящих героев.

Иван Кузмич, истекая кровью, откажется признать царем вора и самозванца и будет повешен, Иван Игнатьич последу­ет его примеру. Василиса Егоровна погибнет, но перед смер­тью успеет назвать Пугачева «беглым каторжником».

Конечно, в реальной ситуации эти поступки скорее всего остались бы незамеченными, ну кому есть дело до маленькой крепости, до маленьких людей (вспомним хотя бы оренбург­ское военное начальство).

Но пушкинский сюжет таков, что подвиг капитана Миро­нова становится известным императрице, она вспоминает о коменданте одной из крепостей, едва Маша называет фами­лию своего отца. Этим автор подчеркивает, что именно такие люди, как защитники Белогорской крепости, более других заслуживают называться великими, именно они достойны памяти потомков.

Сама поездка Маши в Петербург к императрице говорит о многом. В беде открылись в Маше такие душевные глубины, которых читатель в начале повести и предположить не мог в молоденькой девушке, покрасневшей чуть ли не до слез при одном лишь упоминании ее имени. Казалось бы, Маша слаба. Но, решив, что никогда в жизни не выйдет замуж за Швабрина, она не сделает этого даже под страхом смерти. И когда ее любимому человеку будет угрожать опасность, она дойдет до самой императрицы (это робкая-то Маша!) и будет до конца отстаивать свою любовь. Это ее принципы, которы­ми она не поступится.

Есть в романе человек, противопоставленный положи­тельным героям именно отсутствием у него таких вот твер­дых нравственных принципов. Это Швабрин, который готов оклеветать отвергнувшую его девушку; во время дуэли он пользуется беззащитностью Гринева и ранит его; с приходом Пугачева, чувствуя, что сила за последним, сразу переходит на его сторону; пытается насильно заставить Машу выйти за себя замуж. Можно сказать, что Швабрин существует в ро­мане для противопоставления Гриневу. Но даже в злодее Пушкин если не находит, то заподозревает искру благородст­ва, искру того чувства, которое запрещает Швабрину впуты­вать Машу в судебные дрязги и разбирательства.

Сам же Петр Гринев проявит себя во всех выпавших на его долю невзгодах с самой лучшей стороны. Во всех своих поступках он будет руководствоваться своими убеждениями, не изменив присяге, сам поедет освобождать Машу, когда ему не дадут отряд. Он не бросит в беде Савельича, хотя при этом будет рисковать и своей жизнью, и счастьем Маши: ему не позволяет оставить Савельича в руках врагов его челове­ческий долг. И пусть все поступки Гринева не имеют боль­шого исторического значения, но Пушкин, делая именно его своим главным героем, показывает, что эти незаметные, тихие подвиги, человеческие поступки важнее событий госу­дарственного масштаба. Тема такого «незаметного» героиз­ма, «простого величия простых людей» нашла продолжение в русской литературе. Таким будет, например, капитан Тушин в «Войне и мире» Толстого, таким будет и доктор Дымов из чеховской «Попрыгуньи».

«Капитанская дочка» не случайно написана в форме ме­муаров. Это именно воспоминания. Память Гринева в какой-то степени олицетворяет память народа. И в этой памяти есть место Пугачеву и Екатерине не за то, что они были исто­рическими личностями, но за то, что они проявили челове­ческое милосердие. Именно человеческое, человечное достой­но называться великим.