Среди тех немногих женских образов, которые встречаются в повести, наибольшее впечатление про­извели на меня образы Василисы Егоровны Мироно­вой — жены капитана Миронова и ее дочери Маши Мироновой.

Что касается Василисы Егоровны, то в ее образе ав­тор показал нам простую русскую женщину, храни­тельницу семейного очага и счастья, не забитую, не слабую, а самоотверженную и благородную, умею­щую принять важное решение, и в тоже время по-жен­ски любознательную, проницательную и смекалистую.

С Василисой Егоровной мы знакомимся одновре­менно с главным героем повести Петром Гриневым. И так же, как и он, оказываемся смущены и удивлены видом жены коменданта: «У окна сидела старушка в телогрейке и с платком на голове. Она разматывала нитки...». И внешность, и одежда, и занятие Василисы Егоровны не соответствовали ее положению жены ко­менданта. Этим автор, на мой взгляд, подчеркивал происхождение Василисы Егоровны из народа. На это же указывала и речь ее, насыщенная пословицами, и обращение к Гриневу: «Прошу любить и жаловать. Садись, батюшка». Мужа своего Василиса Егоровна уважала, называла его и в глаза и за глаза по имени и отчеству. Но, как и всякая сильная женщина, чувст­вовала над ним превосходство.

До прихода Пугачева Василиса Егоровна казалась мне этакой проворной русской старушенцией, крепко держащей в руках и дочь свою Машу, и слабовольного мужа (таким кажется мне в начале повести капитан Миронов), одинаково интересующейся солением огур­цов и всеми делами, что происходили в крепости. Из-за всего этого Василиса Егоровна выглядела в моих глазах немного даже смехотворной. Совсем другой предстала передо мной старушка с приходом в крепость Пугачева. Навязчиво любопытствующая, занятая лишь до­машними делами и хлопотами, Василиса Егоровна пре­вратилась в самоотверженную, благородную женщину, готовую в тяжелую минуту разделить, если придется, трагическую участь своего мужа. Узнав, что крепость может оказаться в руках мятежников, Василиса Его­ровна отказалась от предложения мужа укрыться у родственников в Оренбурге: «— Добро, — сказала ко­мендантша, — так и быть, отправим Машу. А меня и во сне не проси: не поеду. Нечего мне под старость лет расставаться с тобой да искать одинокой могилы на чу­жой сторонке. Вместе жить, вместе и умирать». Разве не достойны уважения эти слова, и разве не достойна уважения жена, сказавшая их мужу?! Сказанное Васи­лиса Егоровна подтвердила на деле: когда, повесив ко­менданта, казаки вытащили ее из дома «растрепанную и раздетую донага», Василиса Егоровна не стала про­сить пощады, а громко закричала: «Отпустите душу на покаяние. Отцы родные, отведите меня к Ивану Кузь­мичу». Так вместе они и погибли.

Марья Ивановна, дочь Мироновых, оказалась до­стойной своих родителей. Она взяла у них самое луч­шее: честность и благородство. Описывая Машу Миро­нову, невозможно не сравнить ее с другими пушкин­скими героинями: Машей Троекуровой и Татьяной Лариной. В них много общего: все они выросли в уеди­нении на лоне природы, всех их питала народная муд­рость, однажды полюбив, каждая из них оставалась на­всегда верной своему чувству. Только Маша Миронова, на мой взгляд, оказалась сильнее своих предшествен­ниц, она, в отличие от них, не смирилась с тем, что уго­товила ей судьба, а стала бороться за свое счастье. Прирожденные самоотверженность и благородство за­ставили девушку побороть робость и пойти искать за­ступничества у самой императрицы. Благодаря этому Маша Миронова оказалась счастливее других пушкин­ских героинь.