Центральный сюжет поэмы «Двенадцать» очень прост: красногвардейский патруль идет по зимней ночной улице ре­волюционного Петрограда. Но эта ночь, эта метель и пурга, в которой теряются встречные фигуры, невольно напоминают «Зимнюю ночь» Пастернака:

 

И все терялось в снежной мгле

Седой и белой.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

 

В поэме Блока тоже горит своя свеча. Это — образ Хрис­та. Христос Блока остается одной из загадок мировой лите­ратуры. Прежде всего, бросается в глаза то, что он не исчеза­ет во мгле подобно другим фигурам. Другая странность: Христос ведет один из отрядов того самого движения, кото­рое было проникнуто глубокой ненавистью ко всему, что свя­зано с религией. Может быть, это не Христос, а Антихрист? Сам Блок писал в своем дневнике: «Страшная мысль этих дней: не в том дело, что красногвардейцы «недостойны» Ии­суса, который идет с ними сейчас; а в том, что именно Он идет с ними, а надо, чтобы Другой».

В том же 1918 году повилось произведение Сергея Булга­кова «На пиру богов», написанное в виде диалогов платонов­ского типа. Один из участников диалогов, Беженец, сравни­вает двенадцать красногвардейцев из поэмы Блока с апосто­лами: «Ведь там эти 12 большевиков, растерзанные и голые душевно, в крови, «без креста», в другие двенадцать превра­щаются. Знаете, кто их ведет?» И Беженец декламирует пос­леднее четверостишие поэмы. Но дальше он говорит, что Блок «кого-то видел, только, конечно, не Того, кого он. на­звал, но обезьяну, самозванца», то есть Антихриста. И все же самому Блоку, может быть, действительно и красногвардейцы казались апостолами, и вел их, в его глазах, действи­тельно подлинный Иисус Христос. И цель их поэт видел в том, чтобы уничтожить зло старого мира, чтобы создать новый мир, быть может вообще свободный от зла. Блок уви­дел в большевизме как бы новое христианство, способное сделать то, что так и не сделало старое — очистить мир от векового зла. Но большевизм не мог даже близко подойти к этой великой миссии, ибо был основан на насилии. Апосто­лов нельзя заменить уголовниками. Поэтому новая «звезда Востока» сожгла не зло, а, наоборот, то доброе, что было в старом мире и без чего Блок не мог существовать. Он не пережил своей ошибки. Жизнь автора «Двенадцати» кончи­лась в тоске и горе: «Слопала-таки... матушка Россия, как чушка, своего поросенка».

Сомнения в том, кто же все-таки идет во главе красно­гвардейцев, отразились и в самом облике этого персонажа. С одной стороны, в руках у этого непонятного существа крова­вый флаг, что дает основание считать его Антихристом. Но на голове у него «белый венчик из роз». Белый цвет всегда считался цветом мира. Вспомним Цветаеву:

 

Белизна — угроза Черноте.

Белый храм грозит гробам и грому.

Бледный праведник грозит Содому

Не мечом — а лилией в щите.

 

Тема белизны подчеркивается и другими чертами блоковского Христа: он идет «нежной поступью надвьюжной. Снежной россыпью жемчужной». Белизна пронизывает весь облик Христа. Но флаг все-таки кровавый. Этот контраст в конце поэмы как бы перекликается с ее самыми первыми строками, подчеркивающими двойственность всего происхо­дящего:

 

Черный вечер.

Белый снег.

 

Так кто же все-таки шел впереди красногвардейского от­ряда? И еще вопрос: если все же Христос, то шли красно­гвардейцы за ним или стреляли в него, как это предположил М. Волошин? Блок, наверное, так и не сумел до конца жизни найти ответ на эти вопросы. Но в самом последнем своем стихотворении поэт обратился к самому главному для русского интеллигента образу и к самой святой идее — идее свободы:

 

Пушкин! Тайную свободу

Пели мы вослед тебе!

Дай нам руку в непогоду,

Помоги в немой борьбе!

Этим криком боли и — несмотря ни на что — надежды и закончился творческий и жизненный путь одного из самых трагических «детей страшных лет России».