Проза Пушкина была качественно новым этапом в разви­тии русской литературы вообще и русской прозы в частнос­ти. Но чтобы понять, в чем новаторство пушкинской прозы, необходимо проследить развитие русской прозы до Пушкина.

«Русская литература XVIII века была главным образом за­нята организацией стиха» (Б. М. Эйхенбаум). Проза как бы отступала на второй план. Русская проза XVIII века, а особен­но конца столетия, тяготеет к нравоучительным, любовным и авантюрным романам, пришедшим в Россию с Запада. С дру­гой стороны, она характеризуется близостью к монументальным стихотворным жанрам: философской оде и сатире. Отсю­да преобладание в русской прозе этого времени произведений сатирических (Новиков) и философско-публицистических (Радищев). Перед Карамзиным встает задача обновления рус­ской прозы, то есть преодоления традиций XVIII века. При этом Карамзин, во-первых, максимально сближает прозу с сентименталистской поэзией и, во-вторых, обращается к сугу­бо бытовому или к историко-бытовому материалу, причем с заметным моралистическим оттенком. К началу 10-х годов XIX века сентименталистская проза становится штампом, ко­торый необходимо разрушить. Это и осуществлялось русской прозой этого времени: романтиками (Бестужев-Марлинский, Одоевский) и «дидактиками» (Нарежный, Булгарин). Несмот­ря на существенные различия, например, установку романти­ков на исключительность, оба направления имели много об­щего с Карамзиным: обращение к бытовому материалу у «ди­дактиков», сближение прозы с поэзией, только уже с поэзией романтической, у романтиков. К концу 20-х годов и такая проза становится штампом. Примерно в это время Пушкин пишет первое прозаическое произведение, незаконченный роман «Арап Петра Великого». Как мы видели, одним из общих принципов русской прозы до Пушкина было сближе­ние ее с поэзией. Основной художественный принцип прозы Пушкина — отказ от подобного сближения, если так можно выразиться, намеренная прозаизация прозы.

Проблематика художественного произведения всегда свя­зана с той целью, которую ставит перед собой автор, и с жан­ром художественного произведения. Пушкина как преобра­зователя русской прозы интересовали как частные проблемы русской жизни, так и проблемы всеобщие. Причем, разраба­тывая проблемы более частные, Пушкин использует жанр новеллы, а более общие — жанры романа и повести. Среди таких проблем необходимо назвать роль личности в истории, взаимоотношения дворянства и народа, проблему старого и нового дворянства («История села Горюхина», «Дубров­ский», «Капитанская дочка»).

Предшествовавшая Пушкину литература, как классицист-ская, так и романтическая, создавала определенный, часто однолинейный тип героя, в котором доминировала какая-ни­будь одна страсть. Пушкин отвергает такого героя и создает своего. Пушкинский герой прежде всего — живой человек со всеми его страстями, мало того, Пушкин демонстративно от­казывается от романтического героя. Алексей из «Барышни-крестьянки» с виду обладает всеми чертами романтического героя: «Он первый перед ними (барышнями) явился мрачным и разочарованным, первый говорил им об утраченных радос­тях и об увядшей своей юности; сверх того он носил черное кольцо с изображением мертвой головы». Охотничью собаку Алексея зовут Сбогар (по имени главного героя повести ТТТ. Нодье «Жан Сбогар»). Но затем сам Пушкин замечает 6 своем герое: «Дело в том, что Алексей, несмотря на роковое кольцо, таинственную переписку и на мрачную разочарован­ность, был добрый и пылкий малый и имел сердце чистое, способное чувствовать наслаждения невинности». Если Пуш­кин в «Дубровском» и использует тему благородного разбой­ника, то он сильно видоизменяет ее: Дубровский мстит не за обиды, нанесенные бедным и обездоленным, а за смерть своего отца. В противоположность романтической установке на ис­ключительность Пушкин делает главным героем своих проза­ических произведений среднего человека — источник новых тем, новых сюжетов, нового художественного эффекта. Кроме того, введение в прозу среднего человека как главного героя позволяет Пушкину выявить особые, типические черты той или иной эпохи, обстановки (в этом смысле Пушкин близок к позиции Вальтера Скотта).

Пушкинская проза характеризуется разнообразием сюже­тов: от бытоописательного «Арапа Петра Великого» до фан­тастичных «Гробовщика» и «Пиковой дамы». Принципом изображения действительности в прозе Пушкина была объ­ективность. Если романтик, описывая то или иное событие, как бы пропускал его через призму собственного воображе­ния, усиливая, таким образом, трагический или героический эффект произведения, то для Пушкина такой путь был не­приемлем. Поэтому он отказывается от романтического сю­жета и обращается к бытовому материалу. Но при этом он не идет путем авторов нравоучительных романов XVIII века, сентименталистов или «дидактиков», мало того, он отказы­вается от всякого сентименталистского сюжета: «Если бы я слушался одной своей охоты, то непременно и во всей по­дробности стал бы описывать свидания молодых людей, воз­растающую взаимную склонность и доверчивость, занятия, разговоры; но знаю, что большая часть моих читателей не разделила бы со мною моего удовольствия. Эти подробности вообще должны казаться приторными, итак, я пропущу их...» («Барышня-крестьянка»). Таким образом, Пушкин, как правило, отказывается от подробного изображения чувств героев, столь характерного для прозы его предшест­венников. Пушкина интересуют в жизни не только какие-либо ее отдельные проявления, но вся жизнь в целом. Поэто­му сюжеты прозы Пушкина так далеки от сюжетов «дидактиков» и романтиков. Большинство прозаических произведе­ний Пушкина тяготеют к острому сюжету «с накоплением веса к развязке» (Б. М. Эйхенбаум). Ю. Н. Тынянов замечает даже, что основой некоторых прозаических произведений Пушкина является анекдот («Повести Белкина», «Пиковая дама»). Но в то же время Пушкин намеренно затормаживает развитие сюжета, используя усложненную композицию, образ повествователя, другие художественные приемы. Все это нужно для создания в произведении особой напряженной атмосферы, в которой эффект неожиданности еще сильнее. Иногда Пушкин использует сюжеты других авторов, но зна­чительно видоизменяет их, вводит новых героев, новые дета­ли, обращает внимание на другие стороны сюжета. Так, «Рославлев», очевидно, близок роману М. Загоскина «Рос-лавлев, или Русские в 1812 году», «Метель» — новелле Ва­шингтона Ирвинга «Жених-призрак» (эту параллель заметил Н. Я. Берковский). Интересной с точки зрения сюжета явля­ется незаконченная повесть Пушкина «Египетские ночи», в которой сюжета фактически нет. Ее основная тема — взаи­моотношения поэта и общества, поэта и толпы, тема явно стихотворная. С другой стороны, стихотворения Пушкина, посвященные этой теме, бессюжетны. Может быть, поэтому в «Египетских ночах» нет сюжета.

Сжатость сюжета предполагает сжатость самого произве­дения. Действительно, у Пушкина нет больших по объему произведений: самое крупное — «Капитанская дочка» — за­нимает чуть более ста страниц. Большинство прозаических произведений Пушкина характеризуется четкостью компози­ции: они разделяются на главы или эти произведения легко по смыслу разделить на несколько частей, причем каждая из этих частей может восприниматься как законченный отры­вок. Подобное деление осуществляется часто с помощью осо­бых приемов повествования. Так, например, «Станционный смотритель» легко разделить на части по трем встречам рас­сказчика со станционным смотрителем Самсоном Выриным. Часто в прозе Пушкина можно выделить вступление и заклю­чение. Во вступлении дается либо предыстория произведения, либо характеристика главных героев (в первом случае — «Дубровский», во втором — «Барышня-крестьянка»). Заклю­чение всегда рассказывает о дальнейших судьбах героев. Иногда вступления как такового нет, сразу начинается дейст­вие (это особенно характерно для новелл, которые не требуют подробной характеристики героев). Этим подчеркиваются ритм и стиль пушкинской прозы («Выстрел», «Гробовщик», «Пиковая дама»). Часто нет и заключения, произведение ос- тается открытым («Метель», «Гробовщик»). Это связано с фи­лософским взглядом Пушкина на жизнь как на нечто не пре­кращающееся, не имеющее конца, поэтому нет конца и у пушкинских повестей. Мы уже говорили о том, что для замед­ления развития сюжета Пушкин использует разнообразные композиционные приемы. Среди таких приемов необходимо назвать введение в прозаический текст песен, стихов, даже до­кументов («Дубровский»). Любопытным композиционным приемом является продолжение стихом прозы. Особенно часто он используется в «Повестях Белкина» и «Путешествии в Арзрум». Вот пример из «Барышни-крестьянки»: «Поля свои обрабатывал он по английской методе:

 

Но на чужой манер хлеб русский не родится, —

 

и, несмотря на значительное уменьшение расходов, доходы Григорья Ивановича не прибавлялись». Подобные приемы не только замедляют развитие сюжета, но и характеризуют героя или ту обстановку, в которой он действует. Часто Пуш­кин использует такой художественный прием, как рассказ в рассказе или вставная новелла. Он необходим не только для замедления сюжета (это блестяще показывает Борис Михай­лович Эйхенбаум в работе «Проблемы поэтики Пушкина»), но и для столкновения в произведении различных точек зрения. Лучшей иллюстрацией этого являются «Повести Белкина»: изданы они Пушкиным, написаны Белкиным, в свою очередь ему рассказаны от разных лиц (титулярный советник А. Г. Н., подполковник И. Л. П. и т. д.), а уже в сами повести вмонтированы рассказы их действующих лиц. Вообще про­блема повествователя в пушкинской прозе необычайно слож­на. Это объясняется тем, что Пушкин часто не только вводит в прозаическое произведение условного повествователя, но и рассказывает о нем, характеризует его, а сам выступает в роли издателя, и часто трудно понять, где в произведении вы­сказывается сам Пушкин, а где повествователь. Во всяком случае, знака равенства между ними поставить нельзя.

Уже говорилось о том, что Пушкин выступал против опи-сательности в прозе. Но тем не менее описания природы и ин­терьера в пушкинской прозе встречаются неоднократно. Несо­мненно, что Пушкину они нужны для создания особой атмо­сферы рассказа, для характеристики душевного состояния героя. Необходимо отметить, что описания природы в прозе Пушкина всегда соответствуют общему настрою повествова­ния. Вот два примера из «Барышни-крестьянки» и из «Пико­вой дамы»: «Заря сияла на востоке, и золотые ряды облаков, казалось, ожидали солнца, как царедворцы ожидают госуда­ря; ясное дело, утренняя свежесть, роса, ветерок и пение пти­чек наполняли сердце Лизы младенческой веселостию» («Ба­рышня-крестьянка»). «Погода была ужасная: ветер выл, мок­рый снег падал хлопьями; фонари светились тускло; улицы были пусты... Германн стоял в одном сюртуке, не чувствуя ни ветра, ни снега» («Пиковая дама»). С другой стороны, описа­ния интерьера характеризуют не только героя, но и нравы це­лого круга людей, а иногда и нравы целой эпохи. (Вспомним, что герой Пушкина — средний человек.) Несомненно, что описание кабинета Чарского в «Египетских ночах» характе­ризует прежде всего его самого, но оно характеризует и быт дворянской молодежи 30-х годов XIX века. В связи с этим особую роль в пушкинской прозе играет деталь. Каждая де­таль у Пушкина не только особо выделяется, но и выполняет определенную функцию в развитии сюжета или в характерис­тике героя: «Не стану описывать ни русского кафтана Андрияна Прохорова, ни европейского наряда Акулины и Дарьи, отступая в сем случае от обычая, принятого нашими романис­тами. Полагаю, однако ж, не излишне заметить, что обе деви­цы надели желтые шляпки и красные башмаки, что бывало у них только в торжественные случаи» («Гробовщик»). Иногда на одной детали построено все произведение: такой прием ис­пользован Пушкиным в «Станционном смотрителе»: обыгры­вается история блудного сына в картинках, которые висят в комнате Вырина.

Важным был для Пушкина вопрос о слоге и языке проза­ического произведения. Пушкин писал в заметке «О причи­нах, замедливших ход нашей словесности»: «Проза наша так мало еще обработана, что даже в простой переписке мы при­нуждены создавать обороты слов для изъяснения понятий самых обыкновенных...» Таким образом, перед Пушкиным стояла задача создания нового языка прозы. Отличительные свойства такого языка сам Пушкин определил в заметке «О прозе»: «Точность и краткость — вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей — без них блестящие выражения ни к чему не служат». Такой стала проза самого Пушкина. Простые двусоставные предложения, без сложных синтаксических образований, ничтожно малое количество метафор и точные эпитеты — таков стиль пушкинской прозы. Вот отрывок из «Капитанской дочки», типичнейший для пушкинской прозы: «Пугачев уехал. Я долго смотрел на белую степь, по которой неслась его тройка. Народ разошел­ся. Швабрин скрылся. Я воротился в дом священника. Все было готово к нашему отъезду; я не хотел более медлить».