Творчество Андрея Платонова, писателя, на долгие годы вычеркнутого из истории русской литературы, и по сей день очень тяжело для восприятия. Непривычна его концепция мира, сложен его язык. Каждый, кто впервые открывает его книги, сразу же вынужден отказаться от привычной беглости чтения: глаз готов скользить по знакомым очертаниям слов, но при этом разум отказывается поспевать за высказанной мыслью. Какая-то сила задерживает восприятие читающего на каждом слове, каждом сочетании слов. И здесь не тайна мастерства, а тайна человека, разгадывание которой, по убеж­дению Ф. М. Достоевского, есть единственное дело, достойное того, чтобы посвятить ему жизнь. В основе произведений А. Платонова лежат те же гуманистические идеалы, которые всегда проповедовала русская литература. Неисправимый идеалист и романтик, Платонов верил в «жизненное творчест­во добра», в «мир и свет», хранящиеся в человеческой душе, в занимающуюся на горизонте истории «зарю прогресса челове­чества». Писатель-реалист, Платонов видел причины, застав­ляющие людей «экономить свою природу», «выключать созна- ние», переходить «изнутри вовне», не оставляя в душе ни еди­ного «личного чувства», «терять ощущение самого себя». Он понимал, почему «жизнь на время оставляет» того или иного человека, подчиняя его без остатка ожесточенной борьбе, по­чему «неугасимая жизнь» то и дело гаснет в людях, порождая вокруг мрак и войну. «Писать надо не талантом, а человечнос­тью — прямым чувством жизни» — вот кредо писателя.

У А. Платонова идея и человек, ее высказывающий, не сливаются, но идея не закрывает человека от нас наглухо. В платоновских произведениях мы видим именно «социалисти­ческое вещество», которое стремится из себя самого постро­ить абсолютный идеал.

Из кого же состоит живое «социалистическое вещество» у А. Платонова? Из романтиков жизни в самом прямом смысле слова. Они мыслят масштабными, общечеловеческими категориями и свободны от каких бы то ни было проявлений эгоиз­ма. На первый взгляд может показаться, что это люди с асоци­альным мышлением, поскольку их ум не ведает никаких соци­ально-административных ограничений. Они непритязатель­ны, неудобства быта переносят легко, как бы не замечая их вовсе. Все они — преобразователи мира. Гуманизм этих людей и вполне определенная социальная направленность их устремлений заключается в поставленной цели подчинить силы природы человеку. Именно от них надо ждать достижения мечты. Именно они когда-нибудь смогут обратить фантазию в реаль­ность и сами не заметят этого. Этот тип людей представлен ин­женерами, механиками, изобретателями, философами, фанта­зерами — людьми раскрепощенной мысли.

Героями первых рассказов А. Платонова становятся изо­бретатели, которые грезят о переустройстве мира и знают, как это сделать («Маркун»). В более позднем творчестве воз­никает герой-миссионер, который считает, что знает истину, и готов нести свет своего сознания людям. «Думал я сильно, за всех», — говорят платоновские проповедники. Однако самый интересный герой Платонова, несомненно, — сомне­вающийся человек, человек «природный», «органический». Фома Пухов (повесть «Сокровенный человек») сопротивляет­ся внешним обстоятельствам. Его странничество предприня­то ради обретения внутренней истины.

Судьба строителей-философов в произведениях А. Плато­нова, как правило, трагична. И это вполне соответствовало логике эпохи. А. Платонов принадлежит к тем немногочис­ленным авторам, кто услышал в революции не только «му­зыку», но и отчаянный крик. Он увидел, что добрым жела­ниям иногда соответствуют злые дела, а в замыслах добра кто-то предусмотрел для усиления своей власти уничтожение многих ни в чем не повинных людей, якобы мешающих об­щему благу. Герои-романтики Платонова политикой, как та­ковой, не занимаются. Потому что они рассматривают свер­шившуюся революцию как решенный политический вопрос. Все, кто этого не хотел, потерпели поражение и сметены.

Вторая группа персонажей — это романтики битвы, люди, сформировавшиеся на фронтах гражданской войны. Бойцы. Чрезвычайно ограниченные натуры, какие в массовом поряд­ке обычно порождает эпоха битв. Бесстрашные, бескорыст­ные, честные, предельно откровенные. Все в них запрограмми­ровано на действие. В силу понятных причин именно они, вер­нувшись с фронта, пользовались в победившей республике без­оговорочным доверием и моральным правом на руководящие посты. Они приступают к делу с наилучшими намерениями и с присущей им энергией, но вскоре обнаруживается, что боль­шинство из них в новых условиях чисто автоматически руко­водят так, как командовали полками и эскадронами на войне. Получив посты в управлении, они не умели ими распорядить­ся. Непонимание происходящего порождало в них повышен­ную подозрительность. Они запутались в отклонениях, пере­гибах, перекосах, уклонах. Безграмотность была той почвой, на которой расцветало насилие. В романе «Чевенгур» Андрей Платонов изобразил именно таких людей. Получив неограни­ченную власть над уездом, они в приказном порядке решили отменить труд. Рассуждали примерно так: труд — причина на­родных страданий, поскольку трудом создаются материаль­ные ценности, которые приводят к имущественному неравен­ству. Стало быть, надо ликвидировать первопричину неравен­ства — труд. Кормиться же следует тем, что природа рождает. Так, по своей безграмотности, они приходят к обоснованию теории первобытнообщинного коммунизма. У героев Платоно­ва не было знаний и не было прошлого, поэтому им все заменя­ла вера. Трагически заканчивается противостояние «внешне­го» и «внутреннего» человека для героя «Чевенгура» Саши Дванова. Он долго живет только идеей, верой, а потому уходит в озеро от утратившей ценность жизни.

Герой романа «Котлован» Вощев хочет «выдумать что-ни­будь вроде счастья», но счастья конкретного, материального. Он хочет материализовать идею и наполнить смыслом мате­рию. Именно поэтому он радуется, узнав о «веществе сущест­вования», и остается работать на котловане. Проверкой этой идеи становится судьба ребенка, маленькой девочки Насти, которая воспринимается рабочими как «маленький человек, предназначенный состоять всемирным элементом».

Настя умирает, и оставшиеся в живых герои повести те­ряют жизненную силу. «Зачем... нужен смысл жизни и истина всемирного происхождения, если нет маленького, вер­ного человека, в котором истина стала бы радостью и движе­ньем?» — размышляет Вощев. И писатель разоблачает со­зданное «всемирное счастье». Энтузиазм первых лет револю­ции оказывается лишь рытьем собственной могилы. Появ­ляющиеся на строительстве котлована крестьяне работают «с таким усердием жизни, будто хотели спастись навеки в про­пасти котлована». Но от чего можно спастись в пропасти?

Так постепенно А. Платонов приходит к мысли об отдале­нии людей от той истины, которой они готовы были посвя­тить себя без остатка. А потому в его произведениях, на мой взгляд, в полной мере воплотилась трагедия поколения.