Л. Петрушевская — одна из самых ярких писательниц конца XX века. Ее рассказы долго не публиковали, находя различные предлоги для многочисленных отказов. Но под­линный художник все равно рано или поздно найдет доро­гу к сердцам и умам своих читателей. Именно поэтому сей­час рассказы Петрушевской не сходят со страниц журна­лов. Уже вышли отдельные издания ее произведений. Все больше и больше появляется поклонников творчества Пет­рушевской. Современная критика называет ее рассказы «прозой новой волны», так как в них есть композицион­ная и стилистическая необычность, переосмысление извес­тных произведений классики. Вечным темам писательница дает оригинальную трактовку. Но не только интерес лите­ратуроведов свидетельствует о возросшей популярности Л. Петрушевской. Она давно завоевала любовь читателей. Чем же интересны ее произведения?

Темы для своих рассказов автор берет из череды повсед­невных событий. Писательница показывает мир, далекий от благополучных квартир и официальных приемных. Ее герои — незаметные, замученные бытом люди, тихо стра­дающие в своих неприглядных дворах и коммунальных квартирах. Писательница показывает нескладную жизнь, в которой отсутствует какой-либо смысл. Привычные для каждого читателя картины не мешают автору поднимать и решать серьезные нравственные проблемы.

Петрушевская пишет небольшие по объему рассказы, занимающие две-три странички. Они столь необычны, что после первого прочтения могут вызвать недоумение: о чем же все-таки идет речь? Такой вопрос возник и у меня после прочтения рассказа «Удар грома». Само название концент­рирует наше внимание на одном моменте. Вмешательство в разговор третьего лица, очевидно, по параллельному теле­фону, было воспринято героиней как удар грома и положило конец не только очередному телефонному общению, но и вообще знакомству. Вот, собственно, и весь сюжет, будто застывший на своей кульминационной точке. Однако по­путно выясняется масса подробностей, составляющих пре­дысторию и характеризующих общую картину действия. Получается, что смежные обстоятельства влияют на наше понимание происходящего в гораздо большей степени, чем эпизод, оказавшийся в центре внимания. Как бы между делом мы узнаем о восьмилетних отношениях действую­щих лиц — некоего Зубова и его приятельницы Марины. Нам становятся ясны их семейная жизнь и служебное по­ложение. Но композиционно все эти сведения даются как дополнительный материал к минутной ситуации телефон­ного разговора. Не развертывая, а сворачивая событие, Петрушевская выделяет в нем как бы несущественный эпизод — телефонный разговор. Но детали, дорисовывающие си­туацию, создают ощущение полноты жизни.

По жанру рассказы писательницы напоминают мини­атюры, этюды, зарисовки, но сама Петрушевская настаи­вает на том, что это рассказы, которые нельзя назвать ко­роткими, если задуматься над глубиной их проблематики и объемом жизненного материала. Свернутость сюжета, на мой взгляд, говорит об огромном напряжении душевных сил автора. Да и как можно оставаться спокойными, когда речь идет об одиночестве среди людей, о бесприютности, неустроенности человеческих судеб, о драматических стеченьиях обстоятельств, ломающих устоявшийся порядок жизни. Л. Петрушевская, как и ее великий предшествен­ник А. Чехов, видит и изображает трагизм мелочей, угне­тающую власть повседневности, непросветленную надеж­дой, искажающую сознание человека.

Говоря о несчастье героев, писательница как бы сдер­живает свои чувства. В этом легко убедиться, проанализи­ровав стилистику ее рассказов. В прозе Петрушевской пе­ресекаются два языка — протокольно-канцелярский и раз­говорно-бытовой. Они образуют устную речь, немного угловатую, иногда алогичную, но точно воспроизводящую абсурд, ставшей законом жизни. Автор говорит путанно и странно, с одной стороны, прикрываясь канцеляризмами («трудности финансового и жилищного характера», «с разрешения руководства», «очередной приход»), с другой — впадая в смешные нелепости разговорной речи («никто в мире не взялся бы за это дело, говорит, что все это плохо кончится»).

Язык рассказов Петрушевской позволяет точно передать «больное» сознание героев, иногда не замечающих, что сры­вается с их уст. Сталкиваясь с враждебными обстоятель­ствами, пытаясь противостоять официозу, они «заговари­вают ему зубы» его же языком, путаясь, теряясь, «корчась в корявых оборотах». Независимо от содержания рассказа автор с помощью грамматических средств разворачивает перед нами печальную тяжбу героя с судьбой. Так проис­ходит и в «Ударе грома». В одном абзаце шесть раз появ­ляется вводное слово «может быть». В нем и неопределен­ность ситуации, и неуверенность в себе, и стремление уйти от решения проблем.

Запутавшийся в себе самом и в мире человек — один из драматических символов нашей эпохи. Это следствие стра­ха перед жизнью, желания спрятаться в «футляр» из штам­пованных фраз, избитых слов, тусклых мыслей, ненужных дел. По мнению Петрушевской, от самого человека зави­сит, сумеет он преодолеть враждебность и холодность судь­бы или согнется под ее ударами. Писательница оставляет за своими героями право на «прозрение», мечтает о «рас­прямлении» их душ; о возрождении гордости и достоин­ства. Пессимистическая и неопределенная развязка расска­за продиктована желанием «разбудить» человека, заставить его бороться за свое счастье, сопротивляться обстоятель­ствам, не бояться «ударов грома».