В драме А. Н. Островского «Гроза» показан сложный, тра­гический процесс раскрепощения оживающей души. Здесь мрак борется со светом, взлеты сменяются падениями, ярко изображается и живучесть морали «темного царства», и ее уязвимость. Все те герои пьесы, которых условно можно на­звать жертвами «темного царства», отчетливо осознают, что порядок жизни в городе или в их семье порочен. Но способны ли они на протест? Нет, они находят в себе силы лишь приспо­собиться к жизни: Варвара врет, потому что знает, что можно делать все, лишь бы только было «шито да крыто»; Тихон, со­чувствуя жене, предпочитает исполнять волю матушки да пить горькую; Кулигин не спорит с Диким, а только рассужда­ет о возможных преобразованиях. И лишь одна Катерина не только понимает, что жизнь в городе протекает не по нормаль­ным человеческим законам, но и не намерена с этим мириться. Одиночество Катерины среди героев пьесы подчеркнуто ком­позицией произведения. Она — единственный герой, не имею­щий пары (сравним с такими парами, как Кабанова — Дикой, Тихон — Борис, Варвара — Кудряш, Кулигин — Феклуша). Монологи Катерины преобладают над ее диалогами с другими персонажами. Катерина даже по своему происхождению чужой в Калинове человек. А. Н. Островский изображает ее как самобытный русский характер. Она народная героиня, образ которой, несомненно, был навеян автору образами рус­ской поэзии. Вспомним, что рассказывает она о своем детстве: «Я жила, ни об чем не тужила, точно птичка на воле». Именно неволя становится причиной того, что в душе Катерины начи­нает назревать протест. «...Мне так душно, так душно дома, что бежала бы», — говорит она Варваре. Но воспитана Катери­на на религиозных представлениях о морали и долге. А потому ей достаточно лишь только осознать, что она любит другого, чтобы начать испытывать чувство вины. И в пьесе появляется тема греха, который тоже понимается всеми героями пьесы по-разному. Глубоко трагична первая встреча Катерины с лю­бимым. Здесь звучит мотив народной песни — мотив неминуе­мой гибели (« Ты убей, загуби меня со полуночи...»): « Зачем ты пришел? Зачем ты пришел, погубитель мой?»; «Зачем ты моей погибели хочешь?»; «Ты меня загубил!» Каким же сильным должно быть ее чувство, если она во имя него идет на верную гибель! «Не жалей, губи меня!» — восклицает она, отдавшись этому чувству. И постепенно Катерина приходит к выводу: «Уж коли мне здесь опостынет, так не удержат меня никакой силой. В окно выброшусь, в Волгу кинусь». Красота характера Катерины не только в ее поэтичности, но и в удивительном свободолюбии. Но ее воспитание, типичное для патриархаль­ной Руси, приводит к тому, что в ее душе назревает конфликт с самой собой, ибо, с одной стороны, свои мечты о счастье она считает греховными, а с другой — потребность любви и свобо­ды становится единственным, что занимает все ее мысли. В первом явлении, вслушиваясь в диалог Кулигина и Тихона, мы представляем себе Катерину как покорную жертву, челове­ка со сломанной волей и растоптанной душой. «Маменька ее поедом ест, а она как тень какая ходит, безответная. Только плачет да тает как воск», — говорит о жене Тихон. И вот она сама перед нами. Нет, она не жертва. Она человек с сильным, решительным характером, с живым, вольнолюбивым серд­цем. Из дому она убежала, чтобы проститься с Борисом, не по­боявшись кары за этот поступок. Она не только не прячется, не таится, но «громко, во весь голос» зовет любимого: «Радость моя, жизнь моя, душа моя, люблю тебя! Откликнись!» Нет, она не чувствует себя рабой, напротив, она свободна, хотя бы потому, что все потеряла, что нечем ей больше дорожить, даже жизнью: «Для чего мне теперь жить, ну для чего?» Борис гово­рит о себе: «Что обо мне-то толковать! Я вольная птица». В сцене свидания Катерина ему завидует: «Ты вольный казак». Но, по сути дела, кто из них двоих более свободен? Остановим­ся на репликах Бориса в сцене прощания: «Нельзя мне, Катя. Не по своей воле еду: дядя посылает... Не застали бы здесь!». Борис скован страхом. Последний монолог Катерины рисует ее внутреннюю победу над силами «темного царства». «Опять жить? Нет, нет, не надо... нехорошо!» Характерно здесь слово «нехорошо»: жить под игом Кабанихи, с точки зрения Катери­ны, безнравственно. «А поймают меня, да воротят домой на­сильно...» Как страшно звучит здесь это слово — поймают, словно не о человеке идет речь! При мысли о насилии, которое совершится над ней, Катерина восклицает: «Ах, скорей, ско­рей! » Жажда освобождения торжествует и над темными рели­гиозными представлениями. Катерина проникается убежде­нием в своем праве на свободу чувства, на свободу выбора между жизнью и смертью. «Все равно, что смерть придет, что сама... а жить нельзя!» — размышляет она о самоубийстве, ко­торое, с точки зрения церкви, является одним из самых страш­ных грехов. И далее она подвергает сомнению это представле­ние: «Грех! Молиться не будут? Кто любит, тот будет молить­ся...» Мысль о любви сильнее, нежели страх перед религиозными запретами, и предсмертные слова Катерины обращены не к Богу и выражают не раскаяние в совершенных грехах — они обращены к любимому: «Друг мой! Радость моя! Прощай!» Как гроза в жаркий летний день приносит людям облег­чение, так и после смерти Катерины, пусть даже ненадолго, в жертвах «темного царства» появляется стремление вы­рваться из-под власти самодуров. Варвара и Кудряш бегут из Калинова. Кулигин обращается к собравшимся на берегу людям с горьким упреком. Даже вечно покорный Тихон бро­сает матери в лицо обвинение: «Вы ее погубили! Вы! Вы!» Но способен ли кто-нибудь из них отстоять свою свободу ценой жизни? Островский уверен, что нет, потому что сильно еще в людях покорство. И в смерти Катерина так же одинока, как и в жизни. Вот, наверное, почему проницательный русский критик Н. А. Добролюбов назвал Катерину «сильным рус­ским характером». Женщина, идущая в своем протесте до конца, должна быть исполнена, по словам критика, поистине героического самоотвержения.