После выхода в свет пьесы А. Н. Островского «Гроза» появилось множество откликов в периодической печати, но наибольшее внимание привлекли статьи Н. А. Добролюбова «Луч света в темном царстве» и Д. И. Писарева «Мотивы русской драмы».

«Гроза» - произведение, написанное Островским накануне великого бытия — отмены крепостного права. Вопрос, поднятый в драме, был весьма актуален (обличение «темного царства» перед его крахом). Именно поэтому вокруг «Грозы» развернулась острая дискуссия, причем основным предметом спора был вопрос: как трактовать характер Катерины Кабановой, что собой являет эта героиня?

Говоря о том, как «понят и выражен сильный русский характер в «Грозе», Добролюбов в статье «Луч света в темном царстве» справедливо подметил «сосредоточенную решительность» Катерины. Однако, опреде­ляя истоки ее характера, он полностью ушел от духа драмы Островского. Разве можно согласиться, что «воспитание и молодая жизнь ничего не дали ей»? Без монологов-воспоминаний о юности разве можно понять вольнолюбивый ее характер? Не почувствовав ничего светлого и жизнеут­верждающего в рассуждениях Катерины, не удостоив ее религиозную куль­туру вниманием, Добролюбов рассуждал: «Натура заменяет здесь и сооб­ражения рассудка, и требования чувства и воображения». Там, где у Ост­ровского мы можем увидеть элементы народной культуры, у Добролюбова - несколько прямолинейно (если не сказать примитивно) понятая натура. Юность Катерины, по Островскому, - это солнечный восход, радость жиз­ни, светлые надежды и радостные молитвы. Юность Катерины, по Добро­любову, — это «бессмысленные бредни странниц», «сухая и однообразная жизнь».

В своих рассуждения Добролюбов не заметил главного - различия между религиозностью Катерины и религиозностью Кабановых («все веет холодом и какой-то неотразимой угрозой: и лики святых так строги, и церковные чтения так грозны, и рассказы странниц так чудовищны»). Именно в юности сформировался вольнолюбивый и страстный характер Катерины, бросившей вызов «темному царству». Далее Добролюбов, гово­ря о Катерине, представляет ее как характер цельный, гармоничный, кото­рый «поражает нас своею противоположностью всяким самодурным на­чалам». Критик говорит о сильной личности, противопоставившей гнету Диких и Кабановых свободу, пусть даже ценой жизни. Добролюбов уви­дел в Катерине «идеальный национальный характер», так необходимый в переломный момент русской истории.

С иных позиций оценивал «Грозу» Д. И. Писарев в статье «Моти­вы русской драмы», опубликованной в мартовском номере «Русского слова» за 1864 год. В отличие от Добролюбова, Писарев называет Ка­терину «полоумной мечтательницей» и «визионеркой»: «Вся жизнь Катерины состоит из постоянных внутренних противоречий; она еже­минутно кидается из одной крайности в другую; она сегодня раскаива­ется в том, что делала вчера, и между тем сама не знает, что будет делать завтра; она на каждом шагу путает и свою собственную жизнь и жизнь других людей; наконец, перепутавши все, что было у нее под руками, она разрубает затянувшиеся узлы самым глупым средством, самоубийством».

Писарев совершенно глух к нравственным переживаниям героини, он считает их следствием неразумности Катерины: «Катерина начинает тер­заться угрызениями совести и доходит в этом направлении до сумасше­ствия». Трудно согласиться с такими категоричными заявлениями, с вы­соты которых судит «мыслящий реалист» Писарев. Однако статья вос­принимается скорее как вызов добролюбовскому пониманию пьесы, особенно в той ее части, где речь идет о революционных возможностях народа, нежели как литературоведческий анализ пьесы. Ведь Писарев писал свою статью в эпоху спада общественного движения и разочарования револю­ционной демократии в возможностях народа. Поскольку стихийные кре­стьянские бунты не привели к революции, Писарев оценивает «стихий­ный» протест Катерины как глубокую «бессмыслицу». Своеобразным «лучом света» он провозглашает другого литературного персонажа - Ев­гения Базарова. Разочаровавшись в революционных возможностях крес­тьянства, Писарев верит в естественные науки как революционную силу, способную просветить народ и привести его к мысли о преобразовании жизни на разумных началах.

На мой взгляд, наиболее глубоко прочувствовал «Грозу» Аполлон Григорьев. Он увидел в ней «поэзию народной жизни, смело, широко и вольно», захваченную Островским. Он отметил «эту небывалую доселе ночь свида­ния в овраге, всю дышащую близостью Волги, всю благоухающую запахом трав широких ее лугов, всю звучащую вольными песнями, забавными, тай­ными речами, всю полную обаяния страсти глубокой и трагически роковой. Это ведь создано так, как будто не художник, а целый народ создавал тут!»