Поэма «Кому на Руси жить хорошо» была задумана автором как эпохальное произведение, благодаря которому читатель смог бы позна­комиться с обстановкой в послереформенной России, бытом и нравами различных слоев общества, подобно тому, как несколькими десятилети­ями ранее другой русский писатель, Н. В. Гоголь, задумывал «Мертвые души». Однако Н. А. Некрасов (как и Гоголь) так и не окончил свое произведение, и оно предстало перед читателем в виде отрывочных глав. Но даже незаконченная поэма дает довольно полную и объектив­ную картину положения крестьян, того, чем они жили и во что верили после отмены крепостного права. Это было бы невозможно показать без использования фольклорного материала: старинных обычаев, суе­верий, песен, пословиц, поговорок, прибауток, примет, обрядов и т. д. Вся поэма Некрасова создавалась на основе этого живого фольклорно­го материала.

Начиная читать поэму, мы сразу же вспоминаем такой знакомый нам с детства сказочный зачин: «в некотором царстве, в некотором государ­стве» или «жили-были». Автор, так же как и автор народных сказок, не дает нам точной информации о том, когда происходят события:

 

В каком году - рассчитывай,

В какой земле - угадывай...

 

С первых же строк Некрасов употребляет устойчивые эпитеты, харак­терные для русских народных сказок: солнце красное, путь-дороженька, красна девица; зверей и птиц автор также наделяет свойствами и чертами сказочных зверей и птиц: заяц робкий, лисица хитрая, ворон - птица умная и т. п. И уж совсем сказочным атрибутом является скатерть-самобранка, подаренная мужикам говорящей пташкой-пеночкой.

Часто в былинах и сказках используются повторяющиеся словосоче­тания, присказки, рефрены. Есть такой рефрен и в поэме Некрасова:

 

...Кому живется весело,

Вольготно на Руси?

 

Этот рефрен еще и еще раз подчеркивает главную тему всего произве­дения: поиски счастливого на Руси.

Важной частью фольклорной основы поэмы «Кому на Руси жить хо­рошо» является упоминание суеверий, примет, забытых сейчас, но бережно собранных писателем и включенных в поэму. Например, несмотря на то что двадцатый век на носу, крестьяне по-прежнему сваливают то, что они заблудились, на лешего:

 

Ну леший, шутку славную

Над нами подшутил!

Никак ведь мы без малого

Верст тридцать отошли!...

 

Односельчане Матрены Тимофеевны (гл. «Крестьянка») причину не­урожая видят в том, что она

 

... Рубаху чистую

Надела в рождество.

 

Но и сама героиня верит в приметы и по одной из них «в рот яблока до Спаса не берет», чтобы не получилось так, что Бог в наказание не даст на том свете ее умершему младенцу Демушке яблочками поиграть.

Вообще вся глава «Крестьянка» написана на основе песен, многие из которых пленяют нас своей мелодичностью и душевностью:

 

Хорошо, светло

В мире божием!

Хорошо, легко,

Ясно на сердце.

Мы идем, идем -

Остановимся,

На леса, луга

Полюбуемся,

Да послушаем,

Как шумят-бегут

Воды вешние,

Как поет-звенит

Жавороночек!

 

Многие пословицы и загадки прекрасно гармонируют с основным сюжетом поэмы и вставляются в поэму почти без изменений: «хвали_ траву в стогу, а барина- в гробу», «летит- молчит, лежит- молчит, когда умрет, тогда ревет», «не лает, не кусается, а не пускает в дом», «рассыпался горох на семьдесят дорог» и т. д. Речь многих персонажей поэмы пестрит народной мудростью: она ярка, афористична; многие вы­ражения напоминают пословицы. Например: «И рад бы в рай, да дверь-то где?» Способность «вставить слово меткое» в речь свидетельствует о творческой одаренности русского крестьянина. Савелий Корчагин, Мат­рена Тимофеевна, Влас Ильич, семеро мужиков изображаются в эпопее не только как знатоки фольклора, но и как участники создания новых вариантов традиционных текстов. Наибольшей творческой одареннос­тью обладает Матрена Тимофеевна. Именно в главе о тяжелой доле крепостной крестьянки сконцентрирован огромный фольклорный матери­ал. Исследователями установлено, что три четверти текста главы «До замужества», около половины главы «Песни» и более половины главы «Трудный год» имеют установленные фольклорные источники, а прототи­пом самой героини является известная в ту пору олонецкая вопленица Ирина Федосова. Матрена Тимофеевна, подобно Ирине Федосовой, не только хранит в своей памяти фольклор, но и обновляет его. Песни, плачи, леген­ды, пословицы, поговорки введены в рассказ героини не ради орнамен­тального украшения. В них возникает образ «многострадальной матери всевыносящего русского племени». Этот образ создан гением самого на­рода, он существует в фольклоре независимо от Матрены Тимофеевны, но в эпопее он показан через видение героини. Обобщенный фольклорный образ возникает рядом с индивидуальным образом «счастливицы». Эти два образа сливаются друг с другом, образуют художественное единство индивидуального и эпопейного.

В главе «Пир на весь мир» Некрасов также показывает творческую активность русского народа. В этой главе изображена последняя массо­вая сцена поэмы. Народ в этой сцене проявляет наибольшую активность — справляет поминки со Последышу. Духовная, творческая активность вах­лаков находит свое выражение в отношении к фольклору, в обновлении известных фольклорных произведений, в создании новых. Вахлаки сооб­ща поют народные песни: «Барщинную», «Голодную», слушают рассказ «Про холопа примерного - Якова верного», легенду «О двух великих греш­никах», песню солдата Овсянникова. Фольклор здесь используется как выражение развивающегося народного самосознания. И эта творческая активность, духовная мощь свидетельствуют о том, что «еще пределы русскому народу не поставлены».

Итак, разнообразный фольклорный материал в поэме интересен не только как сюжетообразующий компонент, но и как выражение народной психологии, народного миропонимания.

Вряд ли возможно представить это произведение отдельно от фольк­лорной основы, а если и возможно, то вряд ли это будет по-настоящему некрасовская поэма, которая, несмотря на свою отрывочность, производит впечатление произведения, созданного мастером не только русского лите­ратурного языка, но и разговорного, просторечного, народного слова. По­ставив цель описать все слои общества России, Некрасов достиг ее лишь частично, но эта часть претендует на звание главной. Николай Алексее­вич сумел виртуозно описать быт и нравы основного класса Российской империи середины XIX века, использовав богатейший фольклорный мате­риал.