«Это был человек странный..,

трудный.., трогательный...

и гениаль­ный».

В. Шкловский

 

Осип Эмильевич Мандельштам — создатель и виднейший поэт литературного течения — акмеиз­ма, Друг Н. Гумилева и А. Ахматовой. Но несмотря на это, поэзия О. Мандельштама недостаточно хо­рошо известна широкому кругу читателей, а между тем в творчестве этого поэта как нельзя лучше отра­жено «дыхание времени». Его стихи прямолинейны и правдивы, в них нет места цинизму, ханжеству, ле­сти. «Писал, как чувствовал» — это про Мандельш­тама.

Именно за нежелание уподобляться поэтам-конъюнктурщикам, воспевающим и прославляю­щим Советсткую власть и лично товарища Сталина, он был обречен на непризнание и изгнание, на тяго­ты и лишения. Его жизнь трагична, а впрочем, нельзя назвать счастливой судьбу многих поэтов «серебря­ного века».

Осип Мандельштам родился в Варшаве, детство и юность его прошли в Петербурге. Позднее, в 1937 г., Мандельштам о времени своего рождения напишет:

 

Я родился в ночь со второго на третье

Января в девяносто одном

Ненадежном году...

(«Стихи о неизвестном солдате»)

 

Здесь «в ночь» содержит в себе зловещее пред­знаменование трагической судьбы поэта в XX в. и слу­жит метафорой всего XX в., по определению Мандель­штама — «века-зверя».

Воспоминания Мандельштама о детских и юно­шеских годах сдержанны и строги, он избегал раскры­вать себя, комментировать собственные поступки и стихи. Он был рано созревшим, точнее — прозревшим поэтом, и его поэтическую манеру отличают серьез­ность и строгость. То немногое, что мы находим в вос­поминаниях поэта о его детстве, о той атмосфере, ко­торая его окружала, о том воздухе, которым ему приходилось дышать, скорее окрашено в мрачные тона:

 

Из омута злого и вязкого

Я вырос, тростинкой шурша,

И страстно, и томно, и ласково

Запретною жизнью дыша.

 

Эти строчки из стихотворения Мандельштама «Из омута злого и вязкого». «Запретною жизнью» — это о поэзии.

От матери Мандельштам унаследовал обострен­ное чувство русского языка, точность речи. Первый сборник поэта вышел в 1913 г., издан он был за свой счет. Предполагалось, что он будет называться «Раковина», но окончательное название было выбрано другое — «Камень». Название — вполне в духе акме­изма. Камень — природный материал, прочный и ос­новательный, вечный материал в руках мастера. У Мандельштама камень являет собой как бы пер­вичный строительный материал духовной культуры.

В стихотворениях этой поры чувствовалось мас­терство молодого поэта, умение владеть поэтическим словом, использовать широкие музыкальные возмож­ности русского стиха

Первая половина 20-х гг. ознаменовалась для по­эта подъемом творческой мысли и приливом вдохно­вения, однако эмоциональный фон этого подъема окрашен в темные тона и соединяется с чувством об­реченности:

 

Нельзя дышать, и твердь кишит червями,

И ни одна звезда не говорит...

 

В стихах 20-х и 30-х гг. особое значение приобре­тает социальное начало, открытая авторская позиция.

В 1929 г. он обращается к прозе, пишет книгу, получившую название «Четвертая проза». Она неве­лика по объему, но в ней сполна выплеснулась та боль и презрение поэта к писателям-конъюнктурщикам («членам МАССОЛИТа»), которые долгие годы раз­рывали душу Мандельштама. «Четвертая проза» дает представление о характере самого поэта — импуль­сивном, взрывном, неуживчивом Мандельштам очень легко наживал себе врагов, потому как всегда гово­рил, что думал, и своих суждений и оценок не таил. Практически все послереволюционные годы Ман­дельштам жил в тяжелейших условиях, а в 30-е гг. — в ожидании неминуемой смерти. Друзей и почитате­лей его таланта было немного, но они были.

Осознание трагизма своей судьбы, видимо, укреп­ляло поэта, давало ему силы, придавало трагический, величественный пафос его новым творениям. Этот пафос заключается в противостоянии свободной по­этической личности своему веку — «веку-зверю». Поэт не ощущал себя перед ним ничтожной, жалкой жертвой, он осознает себя равным:

 

...Мне на плечи кидается век-волкодав,

Но не волк я по крови своей.

Запихай меня лучше, как шапку, в рукав

Жаркой шубы сибирских степей,

Уведи меня в ночь, где течет Енисей,

И сосна до звезды достает,

Потому что не волк я по крови своей

И меня только равный убьет.

(«За гремучую доблесть грядущих веков...»)

 

Искренность Мандельштама граничила с само­убийством. В ноябре 1933 г. он написал резко сати­рическое стихотворение о Сталине, которое начина­лось строчками:

 

Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны,

А где хватит на полразговорца, —

Там припомнят кремлевского горца...

 

По свидетельству Е. Евтушенко: «Мандельштам был первым русским поэтом, написавшим стихи про­тив начинавшегося в 30-е годы культа личности Ста­лина, за что и поплатился». Как ни удивительно, при­говор Мандельштаму был вынесен довольно мягкий. Люди в то время погибали и за гораздо меньшие «про­винности». Резолюция Сталина всего лишь гласила: «Изолировать, но сохранить», — и Осип Мандельш­там был отправлен в ссылку в далекий северный посе­лок Чердынь. После ссылки ему запретили проживать в двенадцати крупных городах России, Мандельштам был переведен в менее суровые условия — в Воронеж, где поэт влачил нищенское существование.

Поэт попал в клетку, но он не был сломлен, он не был лишен внутренней свободы, которая поднимала его надо всем даже в заточении:

 

Лишив меня морей, разбега и разлета

И дав стопе упор насильственной земли,

Чего добились вы? Блестящего расчета:

Губ шевелящихся отнять вы не могли.

 

Стихи воронежского цикла долгое время остава­лись неопубликованными. Они не были, что называ­ется, политическими, но даже «нейтральные» стихи воспринимались как вызов. Эти стихи проникнуты ощущением близкой гибели, иногда они звучат как заклинания, увы, безуспешные.

После воронежской ссылки поэт еще год провел в окрестностях Москвы, пытаясь добиться разреше­ния жить в столице. Редакторы литературных жур- налов боялись даже разговаривать с ним. Он нищен­ствовал. Помогали друзья и знакомые: В. Шкловский, Б. Пастернак, И. Эренбург, В. Катаев, хотя им и са­мим было нелегко. Впоследствии Анна Ахматова пи­сала о 1938 г.: «Время было апокалиптическое. Беда ходила по пятам за всеми нами. У Мандельштамов не было денег. Жить им было совершенно негде. Осип плохо дышал, ловил воздух губами». В мае 1938г. Ман­дельштама снова арестовывают, приговаривают к пя­ти годам каторжных работ и отправляют на Дальний Восток, откуда он уже не вернется.

Смерть настигла поэта в одном из пересыльных лагерей под Владивостоком 2 декабря 1938 г. В одном из последних стихотворений поэта есть такие строчки:

 

Уходят вдаль людских голов бугры,

Я уменьшаюсь там — меня уж не заметят,

Но в книгах ласковых и в играх детворы

Воскресну я сказать, что солнце светит.