Если все русские классики прошлого века уже при жизни или вскоре после смерти были осознаны литера­турно-общественной мыслью в этом качестве, то Лес­ков был «причислен» к классикам лишь во второй по­ловине XX столетия, хотя особое мастерство языка Ле­скова было бесспорно, о нем говорили не только поклонники его таланта, но его отмечали даже недобро­желатели. Лескова отличало умение всегда и во всем идти «против течений», как назвал позднейшую книгу о нем биограф. Если его современники (Тургенев, Тол­стой, Салтыков-Щедрин, Достоевский) заботились пре­имущественно об идейной и психологической стороне своих произведений, искали ответов на общественные запросы времени, то Лескова это занимало в меньшей степени, или же он давал такие ответы, которые, оби­дев и возмутив всех, обрушивали на его голову крити­ческие громы и молнии, надолго повергая писателя в опалу у критиков всех лагерей и у «передовых» чита­телей.

Проблема нашего национального характера стала одной из главных для литературы 60—80-х годов, тесно связанной с деятельностью разночинных революционе­ров, а позднее народников. Уделял ей внимание (и весьма широко) и Лесков. Раскрытие сущности ха­рактера русского человека находим во многих его про­изведениях: в повести «Очарованный странник», в ро­мане «Соборяне», в рассказах «Левша», «Железная во­ля», «Запечатленный ангел», «Грабеж», «Воительница» и других.

Лесков вносил в решение проблемы неожиданные и для многих критиков и читателей нежелательные ак­центы. Таков рассказ «Леди Макбет Мценского уезда», ярко демонстрирующий умение писателя быть идейно и творчески независимым от требований и ожиданий самых передовых сил времени. Написанный в 1864 году рассказ имеет подзаголовок «Очерк». Но ему не следу­ет доверять буквально. Конечно, рассказ Лескова опи­рается на определенные жизненные факты, но такое обозначение жанра выражало скорее эстетическую по­зицию писателя: Лесков противопоставлял поэтическо­му вымыслу современных писателей, вымыслу, часто тенденциозно искажавшему правду жизни, очерковую, газетно-публицистическую точность своих жизненных наблюдений. Название рассказа, кстати, весьма емкое по смыслу, выводит непосредственно на проблему рус­ского национального характера, мценская купчиха Ка­терина Измайлова — один из вечных типов мировой литературы — кровавая и честолюбивая злодейка, ко­торую властолюбие привело по ступеням из трупов к сиянию короны, а затем безжалостно сбросило в без­дну безумия. Есть в рассказе и полемический аспект. Образ Катерины Измайловой спорит с образом Катери­ны Кабановой из «Грозы» Островского. В начале рас­сказа сообщается незаметная, но существенная деталь: если Катерина Островского до замужества была такой же богатой купеческой дочерью, как и ее муж, то лес-ковская «леди» взята в Измайловскую семью из бедно­сти, возможно, и не из купечества, а из мещанства или крестьянства. То есть героиня Лескова — еще большая простолюдинка и демократка, чем у Островского. А дальше идет то же, что и у Островского: брак не по любви, скука и безделье, попреки свекра и мужа, что «неродица» (детей нет), и, наконец, первая и роковая любовь. С сердечным избранником лесковской Катери­не повезло гораздо меньше, чем Катерине Кабановой с Борисом: мужний приказчик Сергей — пошлый и ко­рыстный человек, хам и подлец. А дальше разворачи­вается кровавая драма. Ради соединения с любимым и возведения его в купеческое достоинство леденящие душу своими подробностями убийства (свекра, мужа, малолетнего племянника — законного наследника из-майловского богатства), суд, путешествие по этапу в Сибирь, измена Сергея, убийство соперницы и само­убийство в волжских волнах.

Почему же сходная с драмой Островского общественно-бытовая ситуация разрешилась у Лескова столь диким образом? В натуре Катерины Измайловой отсут­ствует, прежде всего, поэзия Катерины Кабановой, и в глаза бьет пошлость. Впрочем, натура тоже весьма цельная и решительная, но в ней нет любви, и, самое главное, не верит мценская «леди» в Бога. Характер­нейшая деталь: перед самоубийством «хочет припом­нить молитву и шевелит губами, а губы ее шепчут» по­шлую и страшную песню. Поэзия религиозной веры и твердость христианской морали вознесли Катерину Островского на высоту национальной трагедии, и по­этому ее необразованность, неразвитость интеллек­туальная (можно сказать, темнота), возможно, даже неграмотность не ощущается нами как недостаток. Катерина Кабанова оказывается носителем пусть пат­риархальной, но тоже культуры. Лесков в своем рас­сказе цитирует слова жены библейского Иова: «Про­кляни день своего рождения и умри», а затем возгла­шает безнадежный то ли приговор, то ли диагноз русскому человеку: «Кто не хочет вслушаться в эти слова, кого мысль о смерти и в этом печальном положе­нии не льстит, а пугает, тому надо стараться заглушить эти воющие голоса чем-нибудь еще более их безобраз­ным. Это прекрасно понимает простой человек: он спу­скает иногда на волю свою звериную простоту, начина­ет глупить, издеваться над собой, над людьми, над чув­ством. Не особенно нежный и без того, он становится зол сугубо». Причем этот отрывок — единственный в рассказе, где автор открыто говорит от себя.

Современная писателю революционно-демократи­ческая критика, с упованием и умилением смотревшая на «простого человека», звавшая к топору Русь, этих вот простых людей, не пожелала заметить рассказ Ле­скова, напечатанный в журнале «Эпоха» братьев Ф. и М. Достоевских. Рассказ получил беспрецедентно широкую популярность уже у советских читателей, став наряду с «Левшой» наиболее часто переиздавае­мым произведением Лескова. У Пушкина есть строки: «Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий об­ман», т. е. поэтический вымысел. Так и две Катерины двух русских классиков. Сила поэтического вымысла Островского действует на душу (вспомним Добролюбо­ва), освежающе и ободряюще, Лесков же взыскует «низкую истину» о тьме души русской простолюдинки, возвышая ее (в другом смысле). В обоих случаях при­чиной была любовь. Всего лишь любовь. Как же мало нужно было для того, чтобы наворотить гору трупов, чтобы явить «звериную простоту», «не особенно нежно­му русскому человеку! И что же это за любовь такая, что ее принадлежностью становится убийство». Рас­сказ Лескова поучительный, он заставляет нас заду­маться прежде всего над собой: кто же мы такие, как сказал один персонаж Островского, «что вы за нация такая?», какие мы и почему мы такие.