Быть или не быть — таков вопрос;

Что благородней духом: покоряться

Пращам и стрелам яростной судьбы

Иль, ополчась на море смут, сразить их

Противоборством?

У. Шекспир. «Гамлет»

 

Почему я выбрала Достоевского и Лескова? Наверное, из-за их сложной и трагической судьбы. Они стояли особняком в русской литературе, оставаясь не вполне понятыми и оценен­ными. За ними долго сохранялась слава реакционных писате­лей. В юности Достоевский за вольномыслие ссылается на ка­торгу. Затем он отрекается от политической борьбы. Он всту­пает в полемику со всеми современными демократическими теориями, обрекая себя на роль человека, идущего не в ногу со временем.

Достоевский не верил в радикальные преобразования и решил развеять «заблуждения», наставить общество на «ис­тинный» путь, путь достижения гармонии и согласия между всеми сословиями. Он считал, что «реальная критика» (Чер­нышевский и др.), которая настраивала литературу на обли­чительный лад, распространяла «нигилистические» настро­ения, занималась голым отрицанием. Достоевский признает, что Добролюбов — самый читаемый, самый талантливый кри­тик, что у него есть ум, сила, зависящая от убеждения, к его мнениям публика прислушивается. Только считает вредными «утилитарные» требования Добролюбова к искусству: извле­чение из искусства немедленной пользы. Не надо «заставлять» писать, не надо велеть что-либо искусству: первое условие ху­дожника — это «свобода».

Лесков из-за ряда произведений и статей, написанных в самом начале творческого пути, долго не признавался прогрессивной русской литературой. В качестве одного из ведущих публицистов «Северной пчелы» он вступил в полемику с «Со­временником» и Чернышевским. Будучи сторонником посте­пенных преобразований, «постепеновцем», как он сам говорил, Лесков не мог принять методов революционных демократов, по его терминологии «нетерпеливцев». Ему казались несвое­временными и необоснованными призывы «нетерпеливцев» к революционному перевороту. Его статьи о петербургских по­жарах, романы «Некуда» и «На ножах» были осуждены в многочисленных статьях, заметках, карикатурах. Его подо­зревали даже в связи с Третьим отделением. В условиях лите­ратурного бойкота, в 1866 — 1874 гг. Лесков печатался ис­ключительно в консервативных журналах: «Русском вестни­ке», «Современной летописи». Он признал Каткова (редактора «Русского вестника») своим идейным вдохновителем. Около «Русского вестника» Катков объединил писателей консерва­тивных политических взглядов и создал свой кружок, в кото­рый входил Достоевский. Народническая критика писала: «Два последних романиста (Достоевский и Лесков) до того «окатковились», что в новейших своих романах «Бесы», «На ножах» слились в какой-то единый тип, в гомункула, родив­шегося в знаменитой чернильнице редактора «Московских ве­домостей».

Лесков искал покровительство в правительственных кру­гах, познакомился с Победоносцевым, который посылает книги наследнику Александру III .

У Достоевского в конце жизни возникает личная дружба с Победоносцевым. Именно он, ставший обер-прокурором Свя­тейшего Синода, правой рукой Александра II , дирижировал похоронами Достоевского, которые были неожиданно обстав­лены пышной полуофициальной помпою. Создавалось мучи­тельное двойственное положение писателя. С одной стороны — бывший социалист и каторжник, писатель-реалист, правди­вый художник, с другой стороны — его отход от вольномыс­лия, попытка опереться на силу некоторых представителей официальной власти, приведшие к тому, что эти влиятельные лица пытались спекулировать на Достоевском, на его славе и влиянии на общество.

В это же время Лесков написал интересные сатирические повести и рассказы. За ним прочно укрепилась репутация ре­акционного писателя, третьестепенного автора и, в лучшем случае, «умелого рассказчика анекдотов». Его большой талант не был по-настоящему оценен не только при его жизни, но и после смерти. В течение десятилетий он мучительно искал свое место в родной литературе, не имея поддержки критики и своих литературных собратьев.

Это сложные писатели, которых нельзя воспринимать однозначно. Главное в них то, что это писатели-реалисты, со- страдающие бедным и угнетенным, страстные обличители со­циального зла, лжи. И тот и другой писали свои произведения, основываясь на наблюдениях, знании жизни и быта народа, они сходны остротой ощущения трагедии человека в собствен­ном обществе. Уже зрелым писателем Достоевский определил основную черту своего творчества: «при полном реализме найти в человеке человека», т. е. человеческое доброе еще надо искать, не так уж его много. Но также надо воспитывать че­ловека, исправлять бесчеловечное общество. «Восстановление человека, поднятие в униженных их человеческого достоин­ства — процесс долгий и нелегкий. За человеком тянется груз старых предрассудков. Даже на самых высоких взлетах бла­городного служения возрождаются себялюбие, мания величия, попирание малых «сил». В этом суждении Достоевский был истинным реалистом.

Лесков писал: «Я не изучал народ по разговорам с петер­бургскими извозчиками, а я вырос в народе, на гостомельском выгоне, с казанком в руке, я спал с ним на росистой траве ночного». Его разъезды по делам службы дали возможность узнать Россию «от Черного моря до Белого и от Брод до Крас­ного Яру». Он собрал богатый материал из жизни различных слоев русского общества. Часто в своем творчестве Лесков об­ращался к своему прошлому. В его повести «Леди Макбет Мценского уезда» отразились его детские впечатления: «Раз одному соседу-старику, который «зажился» за семьдесят годов и пошел в летний день отдохнуть под куст черной смородины, нетерпеливая невестка влила в ухо кипящий сургуч... Потом ее на Ильинке (на площади) «палач, терзал».

Почему я выбрала из их творчества тему «Преступление и наказание»? Преступление — один из наиболее социально ак­тивных поступков человека. Оно выходит из сферы частной жизни и вторгается в жизнь других людей, воздействуя на нравственную жизнь общества. Кто виноват в страданиях че-довека, в искажении его облика, в преступлениях против че­ловечности? Что приводит человека к совершению преступле­ния? Заложено ли это в самом человеке от природы или пре­ступление совершается вне зависимости от личности, а только под влиянием каких-то обстоятельств (среды)? Эти вопросы всегда стояли перед людьми. И особенно остро они встают в настоящее время, когда идет ломка в сознании людей, ломка самих людей как личностей под воздействием меняющейся внешней среды жизни, когда меняются сами устои, когда чув­ствуешь себя '«маленьким человеком». Меня поразили два вы­сказывания Достоевского, сделанные два века назад. «Преж­ний порядок — очень худой, но все же порядок — отошел безвозвратно. И странное дело: мрачные нравственные стороны прежнего порядка — эгоизм, цинизм, рабство, разъединение, продажничество — не только не отошли с уничтожением крепостнического быта, но как бы усилились, развились и умно­жились: тогда как из хороших нравственных сторон прежнего быта, которые все же были, почти ничего не осталось: «Что такое Liberte ? Свобода. Какая свобода? Одинаковая свобода всем делать все, что угодно, в пределах закона. Когда можно делать все, что угодно? Когда имеешь миллионы. Дает ли сво­бода каждому по миллиону? Нет. Что такое человек без мил­лиона? Человек без миллиона есть не тот, который делает все, что угодно, а тот, с которым делают все, что угодно». Как жить, каким быть? Можно ли, совершив безнравственный поступок, стать счастливым? Читая Лескова и Достоевского, я попыта­лась для себя ответить на эти вопросы. Эти писатели жили в одно время. И тому и другому пришлось самостоятельно про­кладывать свой путь в жизни. Жизненные наблюдения позво­лили писателям нарисовать реальную жизнь людей. Отноше­ние к человеку, отношения между людьми, само понятие «пре­ступление» у них наиболее ярко проявляется в «Преступлении и наказании» Достоевского и «Леди Макбет Мценского уезда» у Лескова.

Катерина и Раскольников. В их характерах нет дурных черт. Катерина ничем не выделялась среди своих веселых и бойких сверстниц. «У Катерины Львовны характер был пыл­кий и, живя девушкой в бедности, она привыкла к простоте и свободе: побежать бы с ведрами на реку да покупаться в рубашке под пристанью или обсыпать через калитку прохоже­го молодца подсолнечною лузгою». С другой стороны, его ге­роиня насмешливая, бойкая на язык мещанка, умеет постоять за себя и расправиться с любым обидчиком.

В скуке и одиночестве текут дни молодой купеческой жены, пока не появляется Сергей, которого она полюбила так, что готова была идти ради него на самые тяжкие преступления: «Развернулась она вдруг во всю ширь своей проснувшейся натуры и такая стала решительная, что и узнать ее нельзя». Она не только отстаивает свое право на любовь, но выполняет малейшее желание Сергея, стремясь сделать его полноправным купцом. Свое чувство она имела возможность защищать только теми же средствами, которые могли быть обращены против нее: свекор пригрозил отправить Сергея в острог, а Катерину выпороть — она убила свекра. Пойдя по преступной дороге, Катерина Измайлова никакого удержу уже не знает над собой и ничего не может ее остановить. Полюбив Сергея всей силой своей цельной натуры, она идет на любое злодейство, чтобы сделать его купцом. После свекра наступает очередь мужа, убитого Катериной Измайловой тяжелым литым подсвечни­ком. «Ну вот теперь ты и купец», — говорит она Сергею после расправы с Зиновием Борисычем. Далее, под влиянием Сергея, она убила малолетнего племянника.

А что же герой романа Достоевского «Преступление и на казание» — Родион Раскольников? Раскольников «был заме­чательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, тем-норус, ростом выше среднего, тонок и строен». Человек не трусливый, не забитый, искренне переживающий и страдаю­щий о других людях. Рискуя жизнью, он спасает из огня детей, делится последним с Мармеладовым. Бедный бывший студент, существующий на средства, присылаемые ему матерью, живу­щий в мрачной каморке — «он был задавлен бедностью» и «до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовес­тился бы днем выходить в таких лохмотьях на улицу». «На­сущными делами своими он совсем перестал и не хотел зани­маться», узнает из письма из дому, что судьба его матери, его сестры Дуни не более светла, чем судьба Мармеладовых, так же как и он живущих в трущобах Петербурга, старшая дочь которых, Соня, ради спасения семьи вынуждена продавать себя.

Письмо матери «вдруг как громом в него ударило. Ясно, что теперь надо было не тосковать, не страдать пассивно, од­ними рассуждениями о том, что вопросы не разрешимы, а непременно что-нибудь сделать, и сейчас же, и поскорее. Во что бы то ни "стало надо решиться, хоть на что-нибудь или... Или отказаться от жизни совсем!» Но Раскольников хочет «действовать, жить и любить!» Не собственная бедность, не нужда и страдания сестры и матери терзают Раскольникова, а, так сказать, нужда всеобщая, горе вселенское — и горе сестры и матери, и мученичество Сонечки, и трагедия семьи Мармеладовых, «беспросветная, безысходная, вечная бессмыс­лица, нелепость бытия, ужас и зло, царствующие в мире ни­щета, позор, порок, слабость и несовершенство человека — вся эта дикая глупость создания». Он считал, что он открыл «Закон», закон взаимоотношения людей, человеческого обще­ства. Раскольников считает, что, «кто крепок и силен умом и духом, тот над ними (людьми) и властен! Кто много посмеет, тот у них и прав. Кто на большее может плюнуть, тот у них и законодатель, а кто больше всех может посметь, тот и всех правее! Так доселе велось и так всегда будет!.. Власть дается только тому, кто посмеет взять ее. Тут одно, только одно: стоит только посметь». И перед собой ставит вопрос: «...вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Тварь ли я дрожащая или ПРАВО имею...» Он считает, что людей, которые сами не способны изменить свою жизнь, может спасти добрый «властелин» и для этого можно преступить нравственные законы. Он решает убить никому не нужную, с его точки зрения, старуху-ростовщицу, сделать «первый шаг», избавить мать и сестру от унизительно послушнического по­ложения и осчастливить, возможно, своей деятельностью че­ловечество. О Раскольникове, задумавшем убить богатую старуху, говорится, в частности: «Он решил... что задуманное им — «не преступление»... Вот почему его деяние страшнее всякого обыкновенного преступления, т. к. он не просто убил, а хотел утвердить правоту убийства, утвердить само право на преступление ».

Но помимо старухи Раскольников убивает и ее сестру Ли-завету — забитое и безответное существо, полное простоты и смирения, ту Лизавету, которая еще недавно чинила его руба­ху. И хотя он совершил убийство, т. е. «теория» победила, но что-то мешает Раскольникову не только жить, а просто жить. Что именно? А то, что он «как бы ножницами» отрезал себя от всех людей. Раскольников должен, по своей теории, отсту­паться от тех, за кого страдает. Должен презирать, ненавидеть и убивать тех, кого любил. Он не может этого вынести. «Мрач­ное ощущение мучительного, бесконечного уединения и от­чуждения вдруг сознательно сказалось душе его...» •

Кровавая драма уездной «леди Макбет» — столкновение простодушной и веселой героини с мертвым, домостроевским укладом, жизнь с нелюбимым мужем. Лесков назвал ее корот­кую и страшную жизнь «драмою любви».

«...Послушно принять судьбу, как она есть, раз навсегда, и задушить в себе все, отказавшись от всякого права действо­вать, жить и любить!» Послушно склонить голову перед судь­бой, требующей страшных жертв, принять железную необхо­димость унижения, страдания, нищеты и порока, принять сле­пой и безжалостный «фатум», с которым, казалось бьх, смешно спорить — это для Раскольникова — «отказаться от жизни совсем». Драма жизни Катерины Измайловой и Раскольнико­ва — это драма сильной личности, страдающей от несовершен­ства мира. Личности, не желающей принимать безропотно ус­ловия бытия. Такая драма возможна только для личности, развернувшейся в своем протесте в таких формах, которые отрицают сами устои морали и человечности и выражают тем самым мораль ее окружения.

Преступление против Человека. Одна общая идея объеди­няет «Преступление и наказание» Достоевского и «Леди Мак­бет Мценского уезда» Лескова. Это нравственная проблема, проблема отношения человека к человеку, проблема — «пре­ступить» через человека. Соня говорит Раскольникову: «Встань. Поди сейчас, сию же минуту, стань на перекрестке, поклонись, поцелуй сначала землю, которую ты осквернил, а потом поклонись всему свету, на все четыре стороны и скажи всем вслух: «Я убил!» Тогда бог опять тебе жизни пошлет». Этими словами Соня говорит, что человек, преступивший дру­гого, лишает себя возможности быть с другими людьми. И здесь неважно, что движет человеком: страсть ли, как у Кате­рины Измайловой, или идея, как у Раскольникова. Важно — «как же без человека-то прожить».

Убивая другого, герои убивают себя. Себя — как Человека. А теперь переходим ко второй части нашего разбора — нака­занию. Что же ожидает Катерину Измайлову и Раскольникова за преступления? Катерина и Раскольников жили в разных условиях, но их отчужденность от людей, их замкнутость на себе, своих переживаниях, нежелание «переступить» через себя, свои желания и привели их к трагедии. Условия их жизни, их бытия не были определяющими для совершения ими преступления, хотя и создали условия для поиска решения своих проблем нашим героям. И мне кажется, хотя Расколь­ников опирался в своих поступках на свою теорию «властели­на» и «вши», а Катерина Измайлова — на свое «хочу», свою страсть, их подтолкнуло к преступлению отсутствие собствен­ной деятельности и сверхвысокая оценка собственной значи­мости в этом мире.

После преступления «неразрешимые вопросы» встают перед Раскольниковым. Земной закон берет свое, и он принуж­ден на себя донести. Принужден, чтоб хотя погибнуть на ка­торге, но примкнуть опять к людям; чувство разомкнутости замучило его. В возвращении Раскольникова к людям боль­шую роль сыграла Соня Мармеладова. Но ее «решение» состо­яло в самопожертвовании, в том, что она «переступила» себя и основная ее идея — это идея «непреступаемости» другого человека. Преступить другого — значит для нее погубить себя. «Это человек-то вошь!» — восклицает она на заявление Рас­кольникова, что он «вошь убил, бесполезную, гадкую, зловред­ную». «Ну как же, как же без человека-то прожить»!

Две разные судьбы, два разных во всех отношениях человека, Катерина Измайлова и Раскольников, совершили одно и то же преступление — убийство. Их ждет одно и то же наказание — каторга. Но самая страшная трагедия для человека — это нака­зание не физическое (каторга), а нравственное. Человек перестает верить сам себе. «Я не человека убил, а принцип убил!» — вос­клицает Раскольников, бессознательно понимая, что на этом «принципе» держится его Я. «Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку!» «Себя убил» как Человека.

Страшные муки терзают Катерину: «Кругом все до ужаса безобразно: бесконечная грязь, серое небо, обезлиственные мокрые ракиты и в растопыренных их сучьях нахохлившаяся ворона. Ветер то стонет, то злится, то воет и ревет». В этих адских, душу раздирающих звуках, которые довершают весь ужас картины, звучат советы жены библейского Иова: «Про­кляни день твоего рождения и умри».

Вот это нравственное наказание за преступление и есть самое страшное наказание для человека. Это и объединяет Лескова и Достоевского.

Но после наказания Раскольников осознает преступность его «идеи», его дел. Под воздействием Сони и людей, с кото­рыми он постоянно общался, возможно его перерождение. Лю­бовь воскресила его. «Как это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватило его и как бы бросило к ее ногам. Он плакал и обнимал ее колени. В первое мгновение она ужасно испугалась, и все лицо ее помертвело. Она вскочила с места и, задрожав, смотрела на него. Но тотчас же, в тот же миг она все поняла. В глазах ее засветилось бесконечное счас­тье; она поняла, и для нее уже не было сомнения, что он любит, бесконечно любит ее, и что настала же наконец эта минута...» «Да и что такое эти все, все муки прошлого! Все, даже преступление его, даже приговор и ссылка казались ему те­перь, в первом порыве, каким-то внешним, странным, как бы далее и не с ним случившимся фактом. Он, впрочем, не мог в этот вечер долго и постоянно о чем-нибудь думать, сосредото­читься на чем-нибудь мыслью; да он ничего бы и не разрешил теперь сознательно; он только чувствовал. Вместо диалектики наступила жизнь, и в сознании должно было выработаться что-то совершенно другое.

Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его маши­нально. Эта книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря В начале каторги он думал, что она замучит его религией, будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу не заговорила об этом, ни разу даже не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго до своей болезни, и она молча принесла ему книгу. До сих пор он ее не раскрывал. Он не раскрыл ее и теперь, но одна мысль промелькнула в нем: «Разве могут ее убеждения не быть теперь и моими убеждениями? Ее чувства, ее стрем­ления по крайней мере...»

Любовь, воскресившая Раскольникова, погубила Катери­ну. Поняв, что совершенные ею убийства не дали ей счастья в жизни, что ей некуда уйти от осознания совершенного ею, перестав верить в любимого человека, она кончает жизнь само­убийством.

Объединяет эти два произведения подход писателей к про­блеме преступления и наказания через внутреннюю, духовную жизнь человека. И самым страшным наказанием для человека является отчуждение от общества и то, что зло, причиненное ими другим, возвращается к ним духовными муками.