Не того ждала я, как я шла к венцу. Н. А. Некрасов

 

Что означает для современного российского читателя сло­восочетание «Леди Макбет Мценского уезда»? Какая-то пре­тензия на мировую значимость. Любовь и кровь. Шекспиров­ские страсти российской глубинки: горы трупов и фонтаны крови.

Можно найти в этом очерке тонкую иронию, пародийный мотив проглядывает в его словесной ткани. У Шекспира все происходит в финале его трагедий, где герои крушат друг друга в капусту, травят, прокалывают друг друга шпагами, душат и каются.

У Лескова то же происходит — но сначала, и как-то обы­денно, без надрыва и, главное, без раскаяния, цинично и ве­село.

Лесковские герои, в сущности, весьма устойчивые поло­жительные образы отечественной литературы, типичные по­реформенные герои. Зиновий Борисыч, «муж Катерины Львов­ны, человек лет пятидесяти с лишком» — грамотный купец, не пьет, встает в шесть утра, чашка чаю, и за труды праведные.

А что же хрипит купец, когда его душат Катерина и Сергей? « — Что же вы это, варвары?» Кто эти варвары, душегубы? Некрасовский выходец из народа, весельчак-приказчик, гра­мотей и книжки читает. А еще русская женщина «из бедных», натура цельная, решительная. «Коня на скаку остановит, / В горящую избу войдет».

А жила она в доме мужа такой жизнью, которую Лесков именует «скука русская», от нее «весело даже удавиться».

А дальше все как в песне на стихи Аполлона Григорьева: черные кудри, красная рубаха, борода едва пробивается, и кухарка Аксинья, «плетясь за Катериной Львовной, расска­зывает: — Всем вор взял, что ростом, что красотой». Так на­чинается эта дикая, кровавая африканская страсть. У Лескова все на контрастах. Катерина — хрупкая, тонкая, легкая, мо­лодая — и не красавица, но «по наружности женщина очень приятная», но какой-то необыкновенной инфернальной силы. Стоило ей толкнуть Сергея в грудь своей изящной ручкой — тот отлетел на два шага. Первым делом Катерина избавилась от своего любопытного свекра. Умер восьмидесятилетний Борис Тимофеевич «так, как умирали у него в амбарах крысы, для которых Катерина Львовна всегда своими собственными руками приготовляла особое кушанье».

Потом настал черед родного мужа, над которым еще и потешились перед убийством: «Катерина засмеялась и страстно поцеловала Сергея при муже». Катерина душегубствует сама, ее любовник лишь руки держит у жертвы. Муж ее только и успевает сделать, что сказать: «Попа, — тупо простонал Зино­вий Борисыч, с омерзением откидываясь головой как можно дальше от сидящего на нем Сергея».

Лесковские персонажи очерка для читателя до заключи­тельных сцен остаются абсолютно непрозрачными. Что движет их поступками, что скрыто за телесной оболочкой, каковы вибрации души? Очень похоже на античную драму. Только там героями руководит безликая судьба, написанная им на роду, и если совершается там злодеяние, то ради целей вели­ких. У Лескова мценское злодейство — обыденная работа. Чи­таешь главу об убиении Феди Лямина, которая словно списана с древней летописи, и сердце от жалости сжимает, — а у героев никаких душевных шевелений, никакой тоски. Все наработа­но — один держит, другая душит. Лесковские персонажи, грешные его герои, никогда не достигнут смысла страдания, размягчающего душу. В их мире не остается праведников. Все праведники умерли. Никого нет на целом свете, кроме колод­ников и конвойных. Мир грешных полон страшных видений и призраков. Человек, по Лескову, свой ад носит на себе, словно кожу. Ад этот тянет в глубину, на дно. Не случайно финал очерка представляет реку (образ Лоты — реки забвения), в которой Катерина Львовна «как сильная щука на мягкоперую плотицу» набрасывается на свою несчастную соперницу Сонет­ку, скрывается под водой и более не показывается.

XX век насчитывает множество попыток различных ин­терпретаций лесковских образов. Большинство их сводится к тому, чтобы представить Катерину или Сергея жертвами душ­ных условий купеческого быта, поменять местами палачей и жертв.

Однако «царство божие на земле не стоит одной слезы ребен­ка». Человеческая жизнь имеет абсолютную ценность, поэтому столь же абсолютно злодейство, отнимающее ее. Оно, злодейство, имеет отрицательное значение, и поэтому не принадлежит миру людей, но только находится в нем. Об этом очерк и об этом характеры и образы главных персонажей очерка.