«Герой нашего времени» — первый в русской прозе лирико-психологический роман. Лирический потому, что у автора и героя «одна душа, одни и те же муки». Психологический потому, что идейным и сюжетным центром являются не события, а личность человека, его духовная жизнь. Поэтому психологическое богатство романа заключено прежде всего в образе «героя време­ни». Через сложность и противоречивость Печорина Лермонтов утверждает мысль о том, что нельзя до кон­ца все объяснить: в жизни всегда есть высокое и тайное, которое глубже слов, идей.

Отсюда одной из особенностей композиции являет­ся нарастание раскрытия тайны. Лермонтов ведет чи­тателя от поступков Печорина (в первых трех повестях) к их мотивам (в 4 и 5 повестях), то есть от загадки к раз­гадке. При этом мы понимаем, что тайной являются не поступки Печорина, а его внутренний мир, психология.

Автор использует принцип хронологической инвер­сии (отказ от последовательного изображения). Такая разочарованная позиция в точности соответствует «ра­зочарованной», противоречивой личности человека.

В первых трех повестях («Бэла», «Максим Максимыч», «Тамань») представлены лишь поступки героя.

Лермонтов демонстрирует примеры печоринского рав­нодушия, жестокости к окружающим его людям, пока­занным либо как жертвы его страстей (Бэла), либо как жертвы его холодного расчета (бедные контрабандис­ты). Невольно напрашивается вывод, что психологичес­ким нервом Печорина является власть и эгоизм: «какое дело мне, странствующему офицеру, до радостей и бед­ствий человеческих?»

Но не все так просто. Вовсе не так однотипен герой. Перед нами одновременно совестливый, ранимый и глу­боко страдающий человек. В «Княжне Мери» звучит трезвый отчет Печорина. Он понимает скрытый меха­низм своей психологии: «Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его.» А позже Григорий Александрович открыто формулирует свое жизненное кредо: «Я смотрю на стра­дания к радости других только в отношении к себе, как пищу, поддерживающую мои духовные силы...» На ос­новании этого правила Печорин развивает целую тео­рию счастья: «Быть для кого-нибудь причиной страда­ний и радости, не имея на то никакого положительного права, — не самая ли это сладкая пища нашей гордости? А что такое счастье? Насыщенная гордость». Казалось бы, умный Печорин, знающий, в чем состоит счастье, и должен быть счастлив, ведь он постоянно и неутомимо пытается насытить свою гордость. Но счастья почему-то нет, а вместо него утомление и скука... Почему же судь­ба героя так трагична?

Ответом на этот вопрос является последняя повесть «Фаталист». Здесь решаются уже проблемы не столько психологические, сколько философские и нравствен­ные.

Повесть начинается с философского спора Печори­на с Вуличем о предопределении человеческой жизни. Вулич — сторонник фатализма. Печорин же задается вопросом: «Если точно есть предопределения, то зачем же нам дана воля, рассудок ?» Этот спор поверяется тре- мя примерами, тремя смертельными схватками с судь­бой. Во-первых, попытка Вулича убить себя выстрелом в висок, окончившаяся неудачей; во-вторых, случайное убийство Вулича на улице пьяным казаком; в-третьих, отважный бросок Печорина на казака-убийцу. Не отри­цая саму идею фатализма, Лермонтов приводит к мыс­ли о том, что нельзя смиряться, быть покорным судьбе. Таким поворотом философской темы автор избавил роман от мрачного финала. Печорин, о смерти которо­го неожиданно сообщается в середине повествования, в этой последней повести не только спасается от каза­лось бы верной гибели ; но и впервые совершает посту­пок, приносящий пользу людям. И вместо траурного марша в финале романа звучат поздравления с победой над смертью: «офицеры меня поздравляли — и точно было с чем».

Герой относится к фатализму предков двойственно: с одной стороны, он иронизирует над их наивной ве­рой в светила небесные, с другой стороны, он откровен­но завидует их вере, так как понимает, что любая вера — благо. Но отвергая прежнюю наивную веру, он сознает, что в его время, 30-е годы, нечем заменить утраченные идеалы. Несчастье Печорина в том, что он сомневает­ся не только в необходимости добра вообще; для него не только не существует святынь, он смеётся «над всем на свете...». А безверие порождает либо бездействие, либо пустую деятельность, которые являются пыткой для умного и энергичного человека.

Показывая мужество своего героя, Лермонтов одно­временно утвердил необходимость борьбы за свободу личности. Григорий Александрович очень дорожит сво­ей свободой: «Я готов на все жертвы, кроме этой: двад­цать раз поставлю свою жизнь на карту, но свободы сво­ей не продам». Но такая свобода без гуманистических идеалов связана с тем, что Печорин постоянно пытает­ся подавить голос своего сердца: «я давно уже живу не сердцем, а головой».

Однако Печорин не самодовольный циник. Выпол­няя «роль палача или топора в руках судьбы», он сам страдает от этого не меньше, чем его жертвы, весь роман — это гимн мужественной, свободной от предрассудков личности и одновременно реквием одаренному, а может быть гениальному человеку, который не смог «угадать своего высокого назначе­ния».