Роман Лермонтова «Герой нашего времени» был создан в 30-е годы XIX века и, как написал об этом произведении Белинский, стал «грустной думой» о нашем поколении. В этом романе автор рассмотрел множество философских и нравственных проблем, которые занимали Лермонтова в его время и продолжают занимать нас в наш непростой век. Носителем взглядов поэта является его герой — Печорин.
Первая глава романа «Бэла» строится в строгом соответствии с канонами романтизма. Это значит, что главный герой противопоставлен окружающему миру. Он загадочен, непонятен остальным персонажам. Он ищет неземной любви. Недостижимая для серой массы обывателей глубина и трагичность мироощущения героя дает ему право преступать обычные человеческие правила поведения.
Этот романтический постулат о различных нравственных нормах для героя и для обывателя стал одним из главных вопросов русской литературы XIX века. Общественное сознание связало эту проблему с именем Наполеона — человека, обязанного своим головокружительным взлетом только самому себе, проповедовавшего странный для того времени мировоззренческий принцип: «Для достижения цели все средства хороши». Лермонтова всегда волновал образ Наполеона. В юности поэт преклонялся перед ним, воспевал его жизнь и оплакивал одинокую гибель. Со временем Лермонтов пришел к переоценке нравственных ценностей. В «Герое нашего времени» он ни разу не упоминает имени своего давнего кумира, но то, что мы называем «наполеоновской темой», стало одной из центральных нравственно-философских проблем романа.
В известной мере «Бэла» строится так, что читатель подготовлен к появлению романтического героя, нарушающего все условности, и ждет от Печорина именно бунта. Печорин находится в центре повествования. Он — объект читательского интереса. И не только читательского. Например, Максим Максимыч не может без слез вспомнить о несчастной участи Бэлы, ведь он искренне полюбил эту девушку. Однако он прощает Печорину ее гибель. Почему? «Что прикажете делать? Есть люди, с которыми непременно надо соглашаться». То есть добрый, порядочный штабс-капитан судит себя и себе подобных по одним законам, а Печорина — по другим, гораздо менее жестким. И его слушатель — путешествующий офицер — с ним как будто согласен, и мы — читатели — принимаем его систему двойной моральной нормы.
Но ведь человек, отказывающийся судить себя по тем же законам, по которым судит окружающих, теряет нравственные ориентиры, утрачивает критерии добра и зла. Поэтому двойственность нравственной морали по самой своей сути аморальна и преступна, она — основа любого преступления.
В романе «Преступление и наказание» Достоевский зло высмеивал попытки социалистов объяснить все в человеке влиянием внешней среды. «У них одно объяснение, — негодовал Разумихин, — среда заела. Натура не берется в расчет...» И это справедливое обвинение Достоевского. В самом деле, какая бы ни была среда, как бы сильно ни было ее дурное влияние, человек несет ответственность за свои поступки. Человек отвечает за каждый свой шаг, это основа нравственности. И эта основа утрачена Печориным: в этом и заключается его преступление.
Так, например, в «Бэле» Печорин ради обретения нового духовного опыта, не задумываясь, жертвует и князем, и Аза-матом, и Казбичем, и самой Бэлой. В «Тамани» он позволил себе из любопытства вмешаться в жизнь «честных контрабандистов» и заставляет их бежать, бросив дом, а заодно и слепого мальчика.
В «Княжне Мери» Печорин вмешивается в завязавшийся роман Грушницкого и Мери, вихрем врывается в наладившуюся жизнь Веры. Ему тяжко, ему пусто, ему скучно. Он пишет о своей тоске и о притягательности «обладания душой» другого человека, но ни разу не задумывается, откуда взялось его право на это обладание! Размышления Печорина в «Фаталисте» о вере и безверии относятся не только к трагедии одиночества современного человека в мире. Человек, утратив Бога, утратил главное — моральные ориентиры, твердую и определенную систему нравственных ценностей. Ведь идея Бога — не цель и не плетка для усмирения инстинктов, это идея духовной потребности самого человека возвыситься над ними, победив их в себе. Это высшая идея духовного равенства — ибо каждый человек есть образ и подобие Божие, вне зависимости от того, Наполеон он или, к примеру, титулярный советник. И никакие эксперименты не дадут Печорину радости бытия. Уверенность может дать только вера. А глубокая вера предков утрачена в век Печорина. Утратив веру в Бога, герой утратил и веру в себя — в этом его трагедия. Есть один нравственный закон, истинный во все времена: уважение к миру, к людям начинается с самоуважения. Не с самовозвеличивания, а именно с самоуважения. Человек, унижающий других, не уважает себя. Его потребность унизить кого-то объясняется именно тем, что, только торжествуя над слабым, он ощущает себя сильным. Он вымещает на другом собственные обиды на мир. Ощущение внутренней ущербности, духовной неполноценности — вот что приносит отсутствие самоуважения.
Удивительно, что Печорин, понимая этот закон, в то же время не осознает его важности, не видит в нем истоков своей трагедии. Печорин размышляет следующим образом: «Зло порождает зло; первое страдание дает понятие об удовольствии мучить другого...» Получается, что весь мир, окружающий Печорина, построен на законе духовного рабства: мучают, чтобы получить удовольствие от страданий другого. И несчастный, страдая, мечтает об одном — отомстить, унизить обидчика. Зло порождает зло не само по себе, но в мире без Бога, в обществе, где попраны нравственные законы, где только угроза юридического наказания как-то ограничивает разгул вседозволенности.
«Я иногда себя презираю... Но оттого ли я презираю идругих?» — так Печорин вплотную подходит к разгадке тайны своих мучений, но не принимает истину. Человек, которому смешны «наивные верования» предков, отказывается от идеи Высшего суда.
Печорин постоянно ощущает свою нравственную ущербность: он говорит о двух половинах души, о том, что лучшая часть души «высохла, испарилась, умерла». Кокетничая с княжной Мери, он увлекается и произносит искренне странное признание: «Я сделался нравственным калекой...» — вот истинная трагедия и наказание Печорина. Ощущая свою духовную неполноценность, он не видит ее причин, обвиняет мир, людей и время в своем духовном рабстве. И попадает в замкнутый круг. Свободу герой понимает упрощенно, как свободу от брачных уз, свободу от дружеских привязанностей. И безумно дорожит ею, потому что истинной свободы — свободы духовной — он не знает, он духовно закрепощен. Герой ищет свободу, но ищет «не там» — в одиночестве, в бесконечных скитаниях, то есть находит лишь внешние признаки свободы. А поиск внешней свободы заведомо безрезультатен, пока не обретена внутренняя, духовная свобода. Бездомность, неприкаянность Печорина и бессмысленная смерть «где-то на пути в Персию» — вот тот духовный крах, полное фиаско, к которому приводит автор своего героя, ибо не дано человеку права судить себя по иным законам, кроме общечеловеческих законов, ибо путь двойной нравственности и морали, путь вседозволенности бесплоден, это путь к духовному опустошению, духовной смерти...
|